От звезды к звезде. Брижит Бардо, Катрин Денев, Джейн Фонда… - [11]

Шрифт
Интервал

Я подарил маме машину «бугати» с откидным верхом, заплатив 50 000 франков. На этой старой развалюхе мы ездили в порт Сен-Тропе, играли с приятелями в «детский футбол» в тех самых бистро, которые сегодня оккупируют миллиардеры: «Горилла», «Пересадка», «Кафе искусств». Мы колесили по проселочным дорогам, подчас вынужденные подталкивать «бугати», если она застревала на месте, словно упрямый осел. А на обратном пути набирали хворост для камина в нашей комнате. И занимались любовью в отражении его пламени.

Дата возвращения неумолимо приближалась. Брижит испытывала что-то похожее на шок. Ей не хотелось ехать в Париж.

– Увези меня куда-нибудь, – просила она.

– Куда?

– В Италию, Испанию, на Таити. Если ты отвезешь меня к родителям, мы никогда не будем счастливы.

Это было ребяческое неблагоразумие, но в каком-то смысле она была права. Ее не следовало отпускать, не следовало принимать всерьез гнев и угрозы родителей. Брижит исполнилось 17 лет, и я считал, что наказание за совращение малолетней мне уже не угрожает. Я и сам был молод. Но возобладал разум. Был ли это только разум?

Вернувшись в Париж, Брижит очень переменилась, в ней словно что-то надломилось. У нее в руках был Грааль, а она его теряла.

Всякий раз, отпуская вожжи, Пилу тотчас стремился исправиться, компенсируя свой либерализм вспышками пугавшего Брижит гнева. Однажды она позвонила мне на Орлеанскую набережную, говорила шепотом, и я понял, что случилось что-то серьезное.

– Мне надо с тобой немедленно встретиться.

– Приезжай, я жду тебя.

– Не там – слишком опасно.

– Тогда на площади Сен-Мишель, при выходе из метро. Идет?

Через полчаса мы встретились в условленном месте. Брижит была бледна и бросилась мне на шею.

– У тебя есть револьвер? – спросила она.

– Тебе прекрасно известно, что нет. А в чем дело?

– Тебе надо им обзавестись немедленно.

Из ее сбивчивых объяснений я понял, что Пилу вызвал ее к себе в кабинет, открыл ящик стола и сказал: «Смотри». Брижит наклонилась, чтобы разглядеть.

– Что это такое? – спросил Пилу.

– Хм… Пушка, – слегка озадаченно ответила Брижит.

– Не смей говорить «пушка», это называется револьвер, – уточнил Пилу. Так вот, если я когда-нибудь узнаю, что ты была любовницей Вадима, я убью его.

Слишком взволнованная, чтобы должным образом оценить угрозу, Брижит отправилась к матери, которая как раз была занята макияжем.

– Мамочка, Пилу перегрелся на солнце.

– Вряд ли, – ответила Тоти. – Уже две недели идет дождь.

– Его нельзя выпускать из дома.

И Брижит рассказала о состоявшемся разговоре.

– Я совершенно согласна с твоим отцом, – спокойно заметила Тоти. – Могу добавить, что, если тебе придет в голову переспать с Вадимом до свадьбы, а Пилу передумает, револьвером воспользуюсь я.

– Вы шутите?

– Ничуть.

Я был совершенно уверен, что ни Тоти, ни Пилу никогда не доведут дело до суда ради спасения чести дочери. Они просто пугали ее, не зная, что опоздали.

Покинув площадь Сен-Мишель, мы двинулись вдоль набережной. Никакие аргументы не убеждали Брижит.

– Относительно мамы ты, вероятно, прав, – сказала она. – Но я знаю Пилу, он способен на все.

– Допустим, я приобрету револьвер и твой отец действительно явится вооруженным. Разве я смогу его убить?

– Я предпочитаю остаться сиротой, чем вдовой.

– Ты не будешь вдовой. Ты не замужем.

– Не придирайся к словам, – рассердилась Брижит. – Замужем или не замужем, я все равно буду вдовой.

Оставался последний аргумент.

– А что ты скажешь нашим детям, когда они вырастут? Что их папа убил дедушку?

– Я не хочу детей.

Чтобы ее успокоить, я позвонил приятелю Жан-Полю Фору, чей брат коллекционировал оружие, и тот одолжил мне кольт, бывший на вооружении американской армии. Мне даже не пришлось его зарядить. Но подобные детали Брижит не интересовали.

Чтобы заслужить руку принцессы, мне надлежало выполнить два условия: найти постоянную работу и выучить катехизис.

Мои отец и мать были вольнодумцами. Но, чтобы доставить удовольствие бабушке Племянников, меня трех лет какой-то поп окунул в купель и объявил православным. Таким образом, мне не надо было принимать католичество. Тем не менее, чтобы обвенчаться в соборе и воспитывать детей в лоне церкви их матери, пришлось изучать Новый и Ветхий Завет, лютеранские и кальвинистские ереси (дабы спасти будущих детей от происков дьявола) и выучить более двадцати молитв на все случаи жизни, которые читают перед трапезой, отходя ко сну, при отпевании, в знак раскаяния и др. Мне предстояло также пойти на исповедь. Все это очень забавляло Брижит, тем более что священник, приставленный ко мне в качестве ментора, был тот самый, который пестовал ее в раннем детстве. Сей кюре был вполне светским и искренним человеком. Я узнал от него много полезных вещей, способных удовлетворить мое извечное любопытство.

А вот найти постоянную работу оказалось не таким простым делом. Во Франции, как и в США, студии не заключают годовых контрактов. Да я бы и не согласился на подобное рабство. Как быть?

Оставалась журналистика. Тогдашний директор «Пари Матч» Эрве Милль был одним из самых блестящих людей своего времени. Вместе с братом Жераром, способным художником, они принимали в своем особняке на улице Варенн кого угодно. Это был самый открытый и одновременно закрытый салон Парижа. Открытый в том смысле, что ни возраст, ни состояние, ни известность не служили критериями для того, чтобы перед ними не раскрылись его двери, а закрытый – потому что для того, чтобы быть там принятым, в расчет принимались только талант, ум, способность оригинально мыслить и проявлять дерзость. Завсегдатаями на улице Варенн были молодые люди и девушки, из которых многие прославились как репортеры, фотографы, актеры. Здесь бывали гениальные приживалы, которые возвели свой отказ работать в степень искусства, непризнанные поэты. На улице Варенн можно было встретить Этьена де Ротшильда, принцессу Савойскую, Али Хана, Жана Жене, Жана Кокто, Марлона Брандо.


Рекомендуем почитать
Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Пастбищный фонд

«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».


Литературное Зауралье

В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.


Государи всея Руси: Иван III и Василий III. Первые публикации иностранцев о Русском государстве

К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.


Вся моя жизнь

Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.