От закона стоимости к закону потребительной стоимости - [15]

На этом фоне произошла резкая социальная дифференциация населения: так доходы 10% наиболее богатых граждан России в 24 раза превышают доходы 10% наиболее бедных граждан. Для сравнения: в США — в 4 раза, Германии — в 3,9 раза, в таких реформированных странах как Польша — в 3 раза, Венгрия — в 2,6 раза. В бывшей Советской России указанный разрыв составлял всего 3,3 раза. Обанкротившиеся отечественные реформаторы в этой связи заявляют, что для успешного проведения экономической реформы им необходимы более широкие исторические рамки. Как показывает опыт мирового хозяйствования, это не так. Десять лет вполне достаточный срок, чтобы экономическая реформа вышла на положительные социально-экономические результаты. В послевоенной разрушенной Германии проводимая под руководством ученого и государственного деятеля Л. Эрхарда реформа через 4 года принесла ожидаемые экономические результаты. Столько же времени потребовалось Советской России после разрушительной гражданской войны, чтобы выйти на самые высокие показатели царской России — показатели 1913 года. Последние примеры говорят о том, что и реформа Л. Эрхарда и Новая экономическая политика (НЭП) Советской России изначально обладали всеми экономическими, историческими характеристиками и критериями экономической реформы — отсюда и ее положительные результаты. Почему же объективно назревшая экономическая реформа в России и в других постсоциалистических странах по существу не состоялась? Здесь можно выделить несколько причин, а также практических и теоретических ошибок. Во-первых, отсутствие в указанных странах (в том числе и России) национально ориентированной, научно выверенной экономической модели реформирования. Глубоким заблуждением (особенно среди либерально ориентированных реформаторов) является утверждение о безусловной эффективности рыночных отношений независимо от особенностей национальной экономики. Как показывает опыт мирового хозяйствования, в том числе рыночного, рынок — это лишь средство решения экономических и других социальных задач в нужном направлении. И то общество (страна), где эффективно используется данное средство, выигрывает. Достаточно сказать, что из 180 так называемых рыночных стран, успешно развиваются лишь около 30. В остальных же странах уровень жизни в десять и более раз ниже, чем в развитых рыночных странах.

Значит, ни о какой всеобщей эффективности рыночных отношений речь вести нельзя. Эта эффективность зависит не столько от самого рынка как такового, сколько от эффективности национального механизма хозяйствования и от той роли, какую рынок играет в его структуре. С другой стороны, известно, что национальный механизм хозяйствования — это сложное социально-экономическое явление, структурно включающее экономические, иные социальные, этические отношения и ценности, исторические особенности и традиции той или иной страны, а также населяющих ее этнических и национальных общностей — вплоть до их исторического самосознания и менталитета. Следовательно, каждый национальный механизм хозяйствования индивидуален (как и человек, если подобное сравнение в данном случае уместно). Нет в мире хотя бы двух абсолютно идентичных национальных механизмов хозяйствования. Что ни страна, то свой индивидуальный механизм хозяйствования. Национальным является и рыночный механизм. В этом суть проблемы экономического реформирования — в нахождении каждой страной своего эффективного национального механизма хозяйствования, — другого историей не дано. На это обращают особое внимание западные экономисты. По существу не противопоставляя принципиально капитализм социализму (в отличие от наших рыночников-антикоммунистов) они делают упор и на историко-национальные особенности экономических преобразований при решении стратегических экономических целей. Так авторы знаменитого Учебника по «Экономикс» Макконелл и Брю пишут: «Цель состоит в том, чтобы добиться такого сочетания капитализма и социализма, которое обеспечит жизнеспособность и надлежащую эффективность экономике данной страны в рамках ее историко-культурных традиций».

Исходя из вышеизложенного, можно сказать, что и рыночные закономерности в любом случае должны быть модифицированы в рамках той или иной национальной экономики, а более точно — в рамках конкретного национального механизма хозяйствования. Вот почему невозможно (как это считали и по сей день считают либеральные горе-реформаторы) перенести в неизменном виде хозяйственный механизм одной страны в другую страну. В этом, пожалуй, и заключается главная ошибка российских псевдо-реформаторов. Отсюда и негативные результаты реформирования. Национальный механизм хозяйствования, как об этом уже было сказано, наряду с экономической составляющей структурно включает этическую (нравственную), а более широко — культурологическую составляющую, которая оказывает существенное влияние не только на ход самой реформы, но и на ее результаты.

Уже очевидно, что рыночная капиталистическая экономика по своему духу противоречит нравственным началам, а значит и менталитету российского общества и его членов. Рыночная экономика, а точнее говоря капитализм, в духовном плане есть выражение прежде всего западной культуры с ее ярко выраженным духом наживы и так называемого голого рационализма. В этом смысле наиболее точную характеристику капитализма в начале 20 века дал Макс Вебер в своей знаменитой книге «Протестанская этика и дух капитализма». Говоря о капитализме, он писал: «Мы имеем в виду капитализм как специфически западное современное национальное предпринимательство». Это «западное предпринимательство», как известно, опирается на смитовского так называемого экономического человека (homo economicus), в основе поведения которого лежит голый экономический эгоизм (расчет). Вот почему американская и европейская модели рыночной экономики исходят из признания экономического индивидуализма как движущей силы социально-экономического развития. Именно подобные модели рыночной экономики уже 10 лет пытаются навязать российскому обществу отечественные либерал-реформаторы.