От Версаля до «Барбароссы». Великое противостояние держав. 1920-е – начало 1940-х гг. - [49]

Агрессивная направленность политики Японии особенно возросла после прихода к власти в стране кабинета министров, возглавляемого генералом Танакой Гиити. Летом 1927 года по инициативе этого кабинета в городе Дайрене (Квантунская область) состоялось совещание военно-политического руководства Японии с представителями крупнейших промышленных монополий империи. На совещании был выработан согласованный внешнеполитический курс в отношении Китая, Советского Союза, Соединенных Штатов Америки, Великобритании и ряда других стран Европы и Азиатско-Тихоокеанского региона. Выводы Дайренского совещания легли в основу концепции государственной внешней и военной политики Японии, направленной на завоевание господства в Азии и за ее пределами[316].

Высшее руководство Японии прекрасно отдавало себе отчет в том, что в целях завоевания полного контроля над Китаем необходимо будет «сокрушить Соединенные Штаты». А после подчинения Китая японцы планировали «вновь скрестить мечи с Россией»[317].

Вот почему период пребывания у власти генерала Танаки ознаменовался в первую очередь оживлением интервенционистской политики Японии в Китае, где в 1928 году была осуществлена военная экспедиция на Шаньдунский полуостров. В мае 1928 года японские части блокировали продвижение на север Китайской национальной армии Чан Кайши, а затем заняли столицу провинции г. Цзинань. В развитие этих событий 4 июня армейскими офицерами был взорван специальный поезд, в котором ехал маршал Чжан Цзолинь, военный правитель Маньчжурии. Он считался японским ставленником, но пал от рук штабного офицера Квантунской армии за призыв к гоминьдановскому правительству объединить усилия, чтобы противостоять внешнему врагу. Поставленный перед фактом император Хирохито был возмущен произволом армейского командования и потребовал от премьер-министра Г. Танаки наказать виновных в этом «чрезвычайном» инциденте. Однако военные отказались выполнить это распоряжение на том основании, что такое наказание нанесет ущерб престижу армии. Это был первый серьезный пример самовольных несанкционированных правительством действий японских военных.

Такими же неудачными оказались и попытки японского руководства удержать под своим влиянием наследника Чжан Цзолиня, его сына Чжан Сюэляна, который в декабре 1928 года также выразил лояльность южно-китайскому, нанкинскому правительству. Кроме того, в Китае поднялось широкое антияпонское движение. В результате этого план японцев остановить поход гоминьдановских войск на север, в сторону Шаньдуна, оказался неосуществленным, и японское правительство вынуждено было пойти на переговоры с китайцами о выводе своих войск из провинции Шаньдун, что и было сделано в марте 1929 года. Несмотря на свой очевидный неуспех, японская интервенция в Шаньдуне свидетельствовала о сдвиге в японской внешней политике в сторону традиционных методов колониальной экспансии.

Обычно анализ «дипломатии Танаки» сводится преимущественно к политике в Китае. Однако в бытность его главой правительства и министром иностранных дел и колоний произошли и другие важные события. Будучи ярым антикоммунистом и поддерживая всего несколькими годами ранее участие Японии в интервенции на Дальнем Востоке, Танака понимал важность хотя бы временной нормализации отношений с СССР для укрепления позиций Японии в Китае, а также противостояния США и Великобритании. И с этой целью он неоднократно направлял в СССР свои экономические и политические миссии, члены которых, несмотря на неофициальный характер этих визитов, принимались Сталиным и другими руководителями советского государства. Однако на неоднократные предложения советской стороны в 1927 году, впрочем, как и в 1933-м и в другие годы, подписать договор о ненападении японские правящие круги каждый раз отвечали отказом, ссылаясь то на необходимость предварить его торговым договором, то на присоединение обеих стран к антивоенному «пакту Бриана – Келлога» от 27 августа 1927 года и т. д. В реальности же в Токио считали, что «в отношении пакта о ненападении, выдвигаемого Россией, Япония должна занять такую позицию, которая обеспечивала бы империи полную свободу действий»[318]. При этом опять всячески эксплуатировался лозунг «красной опасности». Автор широко известной в Японии книги «Вопросы обороны Дальнего Востока» генерал С. Кодауми предупреждал: «Всякое сближение с Россией чревато опасностью проникновения в страну красных идей»[319].

Политические цели планируемой агрессии Японии против СССР вытекали из непримиримой вражды к советскому строю, стремления не допустить распространения коммунизма. Считалось необходимым, не дожидаясь, пока «в будущем Советский Союз заявит о себе во весь голос… принять меры против его разлагающего красного влияния»[320].

Поэтому характерной особенностью экспансионистских планов Японии было то, что противоречия с СССР с самого начала планировалось разрешать только путем вооруженной борьбы, а в отношении США, Великобритании и Франции предпочтительными считались преимущественно экономические, политические и идеологические методы противоборства.