От Версаля до «Барбароссы». Великое противостояние держав. 1920-е – начало 1940-х гг. - [271]
Такова была и господствующая точка зрения советского руководства, когда в начале апреля произошли события в Югославии, еще больше приблизив угрозу войны.
Эффективность разведки определяется степенью влияния политиков на аналитиков и способностью последних сохранять высокую степень автономности. Аналитики разведывательной информации имеют тенденцию руководствоваться концептуальными установками, спускаемыми политиками сверху. Составители аналитических докладов процеживают море информации, находящейся в их распоряжении, стремясь дать ожидаемые ответы на волнующие руководство вопросы. Процесс подобной селекции неизбежно отвлекает внимание аналитиков и, соответственно, политиков от важнейших данных. А кроме этого, полученные сведения могут вызывать недоверие у руководства. Результаты зачастую поистине катастрофичны.
После падения Югославии Сталин был серьезно озабочен перспективой предотвращения военного столкновения с Германией путем создания удобного климата для политического урегулирования. Почти половина имеющихся у Разведуправления и органов госбезопасности материалов содержали предположения, будто войны можно избежать, а слухи о ней распространяются с целью втянуть в войну Советский Союз. Так, продолжали поступать донесения о деятельности англичан по нагнетанию среди германского руководства страха, что Советский Союз готов вступить в войну с Германией[1856].
Начиная с середины апреля 1941 года разведывательные донесения представлялись Сталину так, чтобы он мог выбирать такие сведения, которые подходили под его внешнеполитическую концепцию. В. Н. Меркулов, нарком НКГБ, считал нужным в общем потоке разведывательной информации выделять донесения «Старшины», содержавшие предположения о наличии раскола среди политического и военного руководства Германии. Сравнение необработанных материалов с окончательными вариантами, представленными на доклад Сталину, показывает, что их содержание в значительной степени подгонялось под политические предпочтения руководства.
Даже несущественные разногласия внутри германского руководства влекли за собой два дополнительных следствия: открывали возможность политического урегулирования и в то же время делали советское руководство крайне подозрительным в отношении любых действий англичан. Имея дело с противоречащими друг другу сообщениями разведки, Сталин отдавал предпочтение донесениям о расколе в германских военно-политических кругах. В то же время громкие слухи, ходившие в дипломатической колонии в Москве по поводу приближающейся войны, нацеленной на «южные районы СССР, богатые хлебом, углем и нефтью», отметались как намеренная провокация и приписывались английским усилиям по созданию Балканского блока[1857].
Так сложилось, что историки и исследователи избирательно цитируют донесения Р. Зорге в Москву, делая упор на той информации, которая в итоге оказалась верной. Однако разведданные, точность которых подтвердилась только с началом Великой Отечественной войны, были перемешаны с неточными выводами, часто отражавшими искаженную реальную картину слухов и точного анализа, создававшуюся в германском посольстве в Токио. По этой причине, видимо, противоречивый характер информации убеждал Сталина продолжать маневры дипломатического характера в надежде избежать войны с Германией. Информация Зорге, как многие другие сообщения, несмотря на предупреждение о возможной опасности, давала надежду на мирную передышку до поражения Англии и на то, что только «по окончании теперешней войны должна начаться ожесточенная борьба Германии против Советского Союза»[1858].
Так, Зорге сообщал об уверенности группы немецких чиновников, недавно прибывших из Германии, в том, что война начнется в конце мая. Но одновременно он сообщал, что, по мнению тех же чиновников, в 1941 году опасность войны «может и миновать»[1859].
1 июня Зорге предупредил, что «немецкое наступление против СССР начнется во второй половине июня»[1860]. Однако последующая радиограмма от 17 июня несколько снижала значимость переданной ранее информации – «война против СССР задерживается, вероятно, до конца июня»[1861].
В своем докладе от 20 марта генерал Голиков в том числе сообщал о расколе в германском руководстве, в котором преобладали два мнения:
«Первое – СССР в настоящее время слаб в военном и внутреннем отношениях, поэтому надо использовать удобный момент и вместе с Японией покончить с СССР и освободиться от „дамоклова меча“, висящего все время над Германией; второе – СССР не слаб, русские солдаты сильны в обороне, что доказано историей. Рисковать нельзя. Лучше поддерживать с СССР хорошие отношения».
Считалось, что военные под предводительством Геринга настаивают на войне и сепаратном мире с Англией. Некоторые донесения действительно содержали предположения о тайных переговорах и прощупывании почвы с обеих сторон; отслеживание подобных попыток заняло главное место в списке приоритетов разведки. В части донесений, выделявшихся в общем информационном массиве, предполагалось, что Гитлер оценивает три возможных варианта применения в 1941 году своих 228 дивизий: он может вторгнуться в Англию, начать наступление в Северной Африке и, наконец, повернуть свои силы против СССР. Большое место отводилось сообщениям о том, что германское руководство в ходе войны предполагает оказать помощь Румынии и Финляндии в возвращении «потерянных территорий»
