От Великой французской революции до I Мировой войны - [154]

ИНТИМНЫЕ ОТНОШЕНИЯ, или ПРЕЛЕСТЬ НОВИЗНЫ

Признание вины и дороги доверия

Чувство уязвимости, сопровождающее дальнейшую индивидуализацию, крах отношений, который толкает представителей правящих классов к одиночным радостям, интериоризация императивов сексуальной морали, которая становится все суровее и раздувает чувство вины, — все это делает личное свидание более привлекательным. При этом возникает доверие, становятся изысканнее удовольствия — и вместе с тем муки признания.

Век исповеди

Специалисты называют XIX столетие золотым веком таинства исповеди. Божий суд, пишет Филипп Бутри, находится в самом сердце «религии интроспективной, пытливой и иногда вызывающей чувство вины», что является специфической чертой католицизма того времени. Допрос и признание выступают главнейшими условиями избавления. Кроме того, это таинство входит в стратегию поддержания семейной морали: удерживает молодых людей от соблазнов, предупреждает супружеские измены и, позднее, помогает избежать разводов. Наконец, оно способствует поддержанию социального порядка. «Вот в чем защита от социализма, вот в чем спасение Франции», — пишет в 1853 году мало кому известный аббат Денене.

Иногда священник исповедует на частной территории. Надо сказать, что это случается крайне редко; такую возможность оставляют больным и узкому кругу избранных, в чьих домах есть часовня и даже иногда собственный священник. Чаще всего исповедь происходит в церкви или в ризнице. Повсюду появляются исповедальни, конструкции которых постепенно усложняются. Это может быть грубое кресло, сколоченное из двух досок, — такое использует кюре из Арса, чтобы выслушать людей, а может быть роскошная отполированная дубовая кабина, закрытость которой вызовет гнев Мишле.

Слишком легко были проведены параллели между исповедальней и кушеткой психоаналитика. Конечно, совпадений много: священнику, как и врачу, полагается быть собранным, внимательным, проницательным и скромным; скрытый за решеткой исповедальни, он не должен показывать ни лица, ни взгляда. Впрочем, тайна исповеди хранилась свято — духовенство дорожило своей честью. Но как же сильно отличается поведение человека, пришедшего на исповедь, от поведения пациента психоаналитика. Поза, жесты, одежда — все в нем говорит о смирении. Стоя на коленях, сложив руки, мужчина без шляпы, дама с опущенной вуалью, кающийся отдает себя на волю священника. Он вполголоса перечисляет свои грехи, старается владеть собой и говорить тихо, что для крестьян, привыкших изъясняться во весь голос, было делом трудным.

Исповедь католика должна сопровождаться раскаянием. Только в этом случае грехи могут быть отпущены. Отсюда огромная важность отказа от отпущения грехов, часто практиковавшегося во второй половине XVIII века. Эта ригористская мера объявляется публично; не раскаявшегося отказываются причащать на Пасху; у него появляется мысль о возможном проклятии. «Друг мой, вы потеряны», «Мальчик мой, вы прокляты», — не побоялся сказать Жан—Мари Вианней двум кающимся грешникам.

Было бы ошибкой противопоставлять исповедь и духовное руководство. Большинство духовных лиц, набожные девушки и женщины (аристократки или буржуазки в большинстве своем), а также некоторые старые девы, живущие по соседству от дома священника, получают постоянное, персонализированное духовное руководство. Этой привилегией пользуется меньшинство. Тем не менее исповедь требует подчинения духовному наставнику; несколько слов, которые предваряют объявление наказания грешнику, призыв к правильному решению являются формой — конечно, достаточно неявной — духовного руководства.

Теоретически верующий должен исповедоваться священнику своего прихода. До 1830‑х годов сельское духовенство очень ревностно относится к этой прерогативе; в дальнейшем наступает некоторая свобода выбора. В религиозной среде самостоятельный выбор исповедника — настоящий ритуал посвящения; для девушки, вернувшейся из пансиона, которая вскоре должна начать выезжать в свет, это очень важное решение. Из переписки юной Фанни Одоар можно понять, насколько велико влияние, оказываемое на нее исповедником, аббатом Сибуром, будущим парижским архиепископом. Качества, присущие духовникам, при случае могут стать темой для дамских разговоров. В городских приходах иногда существует специализация священников: одни предпочитают исповедовать детей и молодежь, другие слуг. Некоторые из этих пастырей пользуются отменной репутацией; когда возникает какая–то сложная нравственная проблема, они оказывают огромную помощь. Кюре из Арса представляет собой образец апостола исповеди. На протяжении тридцати лет он по семнадцать часов в день выслушивал своих прихожан, которые толпились перед исповедальней. О важности таинства исповеди свидетельствует настоящее паломничество к «доброму кюре». Однако Жан–Мари Вианней не один такой. Отец П. А. Мерсье, в возрасте шестидесяти шести лет удалившийся в Фурвьер, менее чем за четыре года выслушает двадцать тысяч человек.

Не удовлетворенный рутинной исповедью, верующий может совершить полное покаяние в своих грехах. Так по ступают вновь обращенные, например один учитель, очарованный кюре из Арса, который не был на исповеди в течение сорока четырех лет. Такую исповедь можно пройти перед выходом в отставку, перед миссионерским путешествием или совершением паломничества; также она показана умирающим, сохранившим ясность ума.