От Трумэна до Рейгана. Доктрины и реальности ядерного века - [141]

Сравнительно более последовательным критиком внешней политики США того времени можно назвать Дж. Уорберга. Особенность его в том, что Уорберг критикует обе партии. В работе «Программа действий» он пишет, что «ни республиканцы, ни демократы не могут сказать, что американская послевоенная политика была успешной»[607]. Аналогичные позиции он отстаивает и в книге «Кризис Запада». Политику военных блоков Уорберг считает ошибочной. Сколачивание военных союзов сделало страну основным защитником статус-кво и подорвало американское влияние на массы человечества, которые хотят аграрных реформ, лучших жизненных условий и освобождения от иностранного влияния. Вместо того чтобы сосредоточить внимание на Азии, США связались с «бесперспективной Европой». Поставив в центр европейской политики Западную Германию, США восстановили против себя другие народы Европы, считающие Германию источником европейских бедствий. Связав себя тесными узами с Англией и Францией, США потеряли влияние в Азии и Африке, так как любая поддержка колониальных держав питает «ненависть к Америке по всему Ближнему, Среднему и Дальнему Востоку»[608].

Правоверность буржуа не дает Уорбергу возможности увидеть движущие пружины политики — интересы монополий. Причины неудач и провалов он ищет в несовершенстве политического руководства страной. (К этому же приему политологи прибегают и в отношении Р. Рейгана, возлагая ответственность за провалы американского внешнеполитического курса на некомпетентность, необразованность и легкомыслие президента.) Дж. Уорберг пишет, что негибкая и лишенная воображения внешняя политика явилась результатом в большой мере «нежелания популярных лидеров рискнуть своей популярностью ради защиты или осуществления непопулярных дел». Поскольку руководители страны не заботятся о «гуманных и созидательных импульсах», народ США живет в состоянии невежества, равнодушия и самодовольной самоудовлетворенности, как если бы в мире не было ничего более важного, чем новые автомобили, новые дома, новая одежда, новые предметы и понижение налогов.

Спорить трудно. И негибкая политика, и самодовольство, и многое другое — все это верно. Но при внимательном чтении Уорберга позиция его проясняется — он пытается взвалить все беды на плечи политиков, идеологов, неудачи объяснить несовершенством механизма принятия решений, то есть изобразить дело таким образом, что политическая жизнь имеет своим источником и законодателем человеческое сознание. Экономические интересы упоминаются вскользь, глухо, остаются в стороне.

В своих предложениях Уорберг идет дальше многих своих собратьев. Он пишет, например, что «наступило время искать взаимопонимание с Советским Союзом»[609]. Обстановка в мире такова, что формирование единого атлантического «фронта против остального мира» бессмысленно. Значительно более достойный выход — скромно жить в мире, «который навсегда ушел из-под нашего господства и контроля». Неприятие курса на «мировое господство» очевидно. И все же автор сожалеет, что надежды США на создание «мировой империи» оказались иллюзорными. В новых условиях он зовет к проведению «новой» политики, главным содержанием которой должно быть завоевание дружбы с незападными народами. Уорберг считает, что для США необходимо перевести борьбу из военной области в политико-экономическую сферу, результатом чего будет «сосуществование». Оно определяется как «конкурентное ухаживание за умами людей всего мира»[610].

Достаточно остро чувствует авантюризм политики США и другой политолог, Л. Бромфилд. Он высмеивает попытки свалить на Советский Союз вину за создание международной напряженности. «Предположите, — пишет он, — что армии Советской России находятся на канадской границе и нас окружает кольцо аэродромов, что русские имеют армии в Мексике, как мы имеем в Корее, аэродромы в Центральной Америке и в Карибском бассейне, снабжают оружием пограничные с нами государства и даже поставляют солдат. Ну как?»[611] — спрашивает Бромфилд.

Вашингтон стремится оправдать вооружение Западной Европы необходимостью «обороны против России», но почему-то игнорирует факт, что европейские народы не испытывают тех ужасов и тревог, которые так заботливо создаются в США Пентагоном и определенными газетами и политическими деятелями. Автор иронизирует, что американцы по загадочным причинам больше заботятся о безопасности Европы, чем сами европейцы.

Бромфилд пытается нащупать и внутренние причины, оказавшие, по его мнению, влияние на провалы во внешней политике. Во-первых, «американский народ и даже его представители в конгрессе все больше отстраняются от действительного участия в управлении и во внешней политике». Проведение политики «перешло в руки назначаемых бюрократов, не имеющих прямой ответственности перед народом»[612]. (В конце 70-х годов Дж. Янг, известный в США специалист в области этики, придет к следующему выводу: «Если ранее считалось, что проблемы можно решить с помощью центральной власти в Белом доме, то теперь в ней видят лишь источник проблем для общества»[613] .)

Во-вторых, продолжает Бромфилд, многие американцы думают о других народах, оценивают их поведение, культуру, политику, исходя из собственных привычных представлений об американском образе жизни, определяют ценности или недостатки политического или государственного устройства в других странах применительно к порядкам, заведенным в США. И это верно. Немало американцев убеждены в своем национальном превосходстве и непогрешимости. Один из старейших профессоров Массачусетского технологического института, Г. Фримэн, подчеркивает, что в Америке культивируется такой «образ Советской России», который должен вызывать «ненависть к самому понятию социализма»