От Трумэна до Рейгана. Доктрины и реальности ядерного века - [103]

. Можно понять, что Киссинджеру никогда не нравился, да и сейчас не нравится, неизменно миролюбивый курс ленинской внешней политики, вытекающий из самих принципов и природы коммунистической идеологии.

Такой курс многие американские идеологи тщатся представить «аморальным»[433], а «мораль» США разрисовать свободной от авторитаризма и догматизма. И здесь, как видим, черное выдается за белое и наоборот. Ведь требовал же сенатор Д. Мойнихэн в августе 1977 года, чтобы «защита прав человека» стала «такой же неотъемлемой частью американской внешней политики, какой является марксизм-ленинизм для Советского Союза». Вульгарный примитивизм Мойнихэна очевиден. Если бы он действительно заботился о «правах человека», то его внимание, несомненно, было бы обращено на американское общество, которое является мировым чемпионом по части самых злостных нарушений жизненных прав человека. Уже одна политика разжигания ядерной войны говорит об облике заокеанских защитников «прав человека», не говоря о миллионах безработных, детской преступности, дискриминации женщин, расизме и многом другом.

Впрочем, деятели типа Р. Рейгана, Дж. Картера, Д. Мойнихэна никогда, надо сказать, и не говорили о необходимости «защиты прав человека» в их собственной стране. Речь всегда шла об использовании закодированной под права человека широкомасштабной операции по вмешательству во внутренние дела других стран. И здесь имперская претензия на всемирную заботу обо всем человечестве. Кроме того, провокационная идея о «защите прав человека» служила и целям подрыва процесса разрядки напряженности. Как подчеркивал Дж. Макговерн, кампания по «правам человека» воспринимается как возврат Америки к конфронтации периода «холодной войны».

Но вернемся к Л. Бенсону. «Холодная война», замечает он, усилив интерес к идеологии, в то же время создала и трудности на пути ее объективного исследования. Сейчас требуют действий от «дипломатов и солдат, а остальные члены общества участвуют в их борьбе, лишь убежденно доказывая свою лояльность». Военные и дипломатические вопросы выдвигаются на первый план, тогда как перспективы развития культуры и идеологии весьма туманны. Такое отношение к идеологии Бенсон считает вредным. В условиях кошмаров «холодной войны», пишет он, «культура, идеология настолько тесно переплетаются со всеми другими областями человеческой деятельности, что при анализе их нельзя оставаться на сугубо нейтральных позициях»[434].

Он проводит мысль, что любые идеологии, особенно те, которые оказывают серьезное влияние на жизнь общества, имеют сходные основы и сходные конечные цели. Отсюда и возникает возможность симбиоза идеологий. Некоторые виды идеологии «жизненно важны для общества. Они способны вызывать социальные сдвиги и обеспечивать дисциплинированность всех членов общества, руководителей и рядовых… Хотя они и действуют под различными названиями и часто независимы друг от друга, наиболее значительные из нынешних идеологий содержат одинаковые положения, касающиеся природы современных социальных изменений и методов их использования»[435].

Что же Бенсон предлагает внести в «общую идеологическую копилку», что, по мысли автора, представляет всеобщую ценность в американской идеологии? Он отвечает так: существование двух противоречивых эмоций — силы и достоинства, которые уживаются друг с другом во имя «национального единства». Именно эти черты американской идеологии, пишет он, и должны быть «правильно вплетены в общее развитие человеческой культуры».

Что же дальше? С тех пор как взаимозависимость наций стала более очевидной, а американское понимание «природы социальных изменений более космополитичным», утверждает автор, любой анализ данного общества немыслим без анализа состояния всей человеческой культуры, которая претерпевает быстрые и глубокие изменения, и не только в сфере материальных условий жизни, но и в идеологии. Главное здесь то, что американцы, считая собственную страну наиболее развитой и могущественной, рассматривают свои решения в области политики и экономики как «превосходящие все другие альтернативные решения»[436]. Эту концепцию автор предлагает принять в качестве основы правильного понимания «национальной цели».

Итак, автор начал свои рассуждения со скромного пожелания, чтобы отдельные черты американской идеологии были «вплетены» в развитие общечеловеческой культуры. Но поскольку эти «черты» слишком туманны, автор переходит на более определенный политический язык, требуя рассматривать американские решения как превосходящие все остальные, ибо они основаны на силе и могуществе.

Бенсон выступает против «холодной войны». Причины ее «кошмаров» он видит в конфликте культур, но отнюдь не в социально-экономических и политических интересах и противоречиях. «Войну культур» автор считает неотъемлемой чертой отношений между нациями. Движущими силами «войны культур» выступают, по мнению Бенсона, этноцентризм и неравномерность культурного развития. Суть этноцентризма в том, что одни народы стремятся судить о других по собственным меркам жизни. Этноцентризм служит источником споров уже потому, что в условиях «холодной войны» разделяет нации только на «свои» и «враждебные».