От Сунь-цзы до Стива Джобса: искусство стратегии - [16]

• Малообразованный. Он ничего не читал, даже пособий по стратегии.

• Не умеющий связать двух слов. Он избегал споров по выбору стратегии, потому что ему нечего было сказать.

• Диктатор. Каждого офицера, посмевшего ему возразить, он немедленно увольнял за несоответствие служебному положению. Особенно он любил проделывать это с офицерами, которые говорили дело, а в случае с Жоффром подобное случалось сплошь и рядом.

• Человек, без малейших колебаний отправивший на верную и бесполезную смерть миллион молодых французов. При этом сам он спал по десять часов в сутки, а обедал по два часа, отличаясь завидным аппетитом, достойным Гаргантюа.

Эпоха, воспринявшая систему воззрений Клаузевица, вручила подобному типу ключи от Франции, а свое завершение отметила его абсурдно пышными похоронами. Этот парадокс заслуживает того, чтобы мы подробнее остановились на том, почему стратегическое мышление после Клаузевица пало столь низко.

Первая мировая, которую называли Великой войной, была чудовищной, и сгоревшее в ней поколение на своей шкуре испытало, к чему привела реализация идей Наполеона, зафиксированных Клаузевицем. Есть несколько факторов, указывающих на то, что между Клаузевицем и людьми, принимавшими в ту кошмарную эпоху решения, существовала прямая преемственность.

• Война есть продолжение политики другими средствами. 23 июля 1914 г. Австро-Венгрия направила Сербии неприемлемый ультиматум, тем самым сознательно пойдя на риск развязывания европейской войны. Это политическое решение основывалось на оценке вероятностей – точь-в-точь как при игре в покер. Правители Германии, России и Франции посчитали, что война может быть им выгодна, поскольку дает неплохие шансы выиграть больше, чем проиграть. Причиной войны стало не только то, что в Германии и в России у власти оказались два самых глупых за всю историю этих стран императора. Ее причиной стало также и то, что правящие круги обеих стран относились к войне как к одному из способов проведения политики, такому же допустимому, как и все прочие. В любом случае когда-нибудь придется воевать, полагали они, так какая разница, случится это чуть раньше или чуть позже…

• Война приняла чудовищную форму в силу успехов технического прогресса. Количество снарядов, использованных на полях сражений, оказалось в сто раз больше, чем предполагалось накануне войны. На Верден в 1916 г. обрушилось 25 миллионов снарядов (каждый четвертый из них не разорвался и до сих пор лежит в земле). Солдат, вооруженный пулеметом, мог убить сотни атакующих. Еще одной новинкой, подаренной развитием смертоносных технологий, стало применение отравляющих газов. Своего пика эти технологии достигнут с изобретением американцами атомной бомбы. Технический прогресс не остановить – особенно если речь идет об уничтожении такого хрупкого создания, как человек. Убить человека проще простого, если есть подходящая техника. Первая мировая война показала, что убить миллионы ненамного труднее. Понятие производительности, на которое молится наша эпоха, благодаря развитию техники вошло и в военный лексикон.

• Генералы Первой мировой пытались добиться преимущества массированными атаками. К несчастью, технические средства давали преимущество как раз тем, кто оборонялся. Ни одна из сторон не могла достичь решающего перевеса. Подготовка к наступлению одной армии служила предупредительным сигналом для другой, которая спешно усиливалась. В итоге происходили кровопролитные и безрезультатные столкновения. Это прекрасно вписывалось в стратегию угробить как можно больше народу, но явно противоречило здравому смыслу и тому, к чему всегда стремился Наполеон (модель войны по Клаузевицу), добивавшийся наибольших успехов ударами не в самое сильное, а в самое слабое место противника.

• Война велась прямолинейными способами. Есть цель: прорвать фронт; есть средство – массированная атака. Каждая враждующая сторона всегда знала, что намерен предпринять противник. Такие приемы, как военная хитрость, обман противника и скрытый маневр, не использовались в принципе, поскольку люди, руководившие военными операциями, верили только в силу. Клаузевиц не был последователем Сунь-цзы, как Наполеон не был последователем Макиавелли. Если бы Наполеон проникся идеями Макиавелли и попытался применить их на практике, он не потерял бы свою империю (существует экземпляр «Государя», который читал Наполеон; на полях книги сохранились его насмешливые комментарии, проникнутые гордыней – одним из семи смертных грехов, погубивших не только французского императора). Точно так же, если бы Жоффр, Нивель, Петен, Фалькенхайн, Гинденбург и Людендорф изучили труд Сунь-цзы столь же внимательно, как Клаузевиц, они с меньшим рвением бросились бы устраивать бессмысленную бойню, за которую несут полную ответственность.

Тот, кто из первого ряда партера наблюдал за самоубийством цивилизации, имеет полное право усомниться в системе мировоззрения, подразумевающей это самоубийство, отнюдь не предопределенное историей, но задуманное и осуществленное самими людьми. Великая война опровергла идею Гегеля о том, что история движется в заданном направлении, приближаясь к миру и демократии.