От Сталинграда до Берлина. Воспоминания командующего - [41]

— Город мы отдать врагу не можем, он нам, всему советскому народу, очень дорог; сдача его подорвала бы моральный дух народа. Будут приняты все меры, чтобы город не сдать. Сейчас ничего еще не прошу, но, изучив обстановку в городе, я обращусь к Военному совету с просьбой о помощи и прошу тогда мне помочь. Я приму все меры к удержанию города и клянусь, оттуда не уйду. Мы отстоим город или там погибнем.

Командующий и член Военного совета сказали, что задачу я понимаю правильно.

Мы распрощались. Хотелось поскорее остаться одному, чтобы продумать, не переоценил ли себя, свои силы, со всей остротой почувствовал всю тяжесть ответственности, которая на меня возлагалась. Задача была трудная, так как противник был уже на окраинах города.

Выйдя из блиндажа Военного совета, я зашел к начальнику штаба фронта генералу Г.Ф. Захарову, узнал, где находится командный пункт штаба 62-й армии.

Сборы недолги. Надо взять самое необходимое, чтобы не перегружать машину. Ординарцу Револьду приказываю остаться на левом берегу, найти управление тыла 62-й армии и присоединиться к нему. Револьд смотрит на меня повлажневшими глазами, по глазам вижу, что он не понимает, что я ему говорю.

— В чем дело? — спросил я его.

Он не ответил. Все понятно. Я невольно вспомнил, как он попал ко мне в ординарцы.

Револьд, шестнадцатилетний паренек, был сыном подполковника коммуниста Тимофея Сидорина, которого я знал еще до войны как оперативного работника штаба Белорусского военного округа.

Во время войны я встретил Сидорина на Сталинградском фронте. Он работал начальником оперативного отдела штаба 64-й армии. 26 июля 1942 года подполковник Сидорин был убит около переправы через Дон. Я несколько раз видел Сидорина-старшего и его сына вместе, они были неразлучны и похожи друг на друга. Вечером 26 июля ко мне на командный пункт подошел этот юнец и доложил:

— Товарищ командующий, я привез тело убитого подполковника Сидорина.

Я знал, что Револьд — сын убитого, и поэтому не нашелся сразу, что ему ответить. Сидевший со мной рядом член Военного совета дивизионный комиссар Константин Кирикович Абрамов бросил ему через плечо:

— Передай тело коменданту штаба и скажи, чтобы подготовили могилу, оркестр и все другое для похорон.

Абрамов не знал раньше Револьда и, не поняв, что переживает этот юноша в эту минуту, ответил так сухо.

Выждав, пока Револьд отошел от нас, я сказал Абрамову:

— Ведь он родной сын подполковника Сидорина. Абрамов посмотрел на меня широко раскрытыми глазами.

— Да ну?! — воскликнул он и побежал вслед за Револьдом. Револьд Тимофеевич Сидорин, шестнадцатилетний паренек, упросил отца взять его с собой на фронт. Отец зачислил его рядовым при роте охраны штаба армии. Револьд отличался смелостью, хорошо стрелял из автомата и всегда точно выполнял поручения.

Подполковника Сидорина похоронили в мое отсутствие. На следующее утро я собрался выехать на свой наблюдательный пункт и, уже садясь в машину, увидел Револьда. Он лежал на земле. Его плечи вздрагивали от рыданий. Не долго думая, я крикнул:

— Красноармеец Сидорин, сейчас же садись в машину, поедешь со мной! Захвати автомат и побольше патронов!

Револьд вскочил, отряхнулся, оправил гимнастерку и стрелой бросился выполнять приказание. Он быстро вернулся и спокойно сел в машину. По дороге разговорились, и я узнал, что мать Револьда где-то в эвакуации в Сибири. Я осторожно спросил, не хочет ли он поехать к ней. Его глаза наполнились слезами, и я понял, что совершил ошибку, разбередил рану. Он твердо ответил:

— Нет. Если прогоните от себя, все равно с фронта не уйду, буду мстить за отца и за других.

С тех пор Револьд Сидорин ни на минуту от меня не отлучался. Был спокоен, даже весел в бою, ничего не боялся, только по вечерам иногда всхлипывал, тайком плакал по отцу…

И сейчас, посмотрев ему в глаза, я снова взял его с собой в пылающий город.

Револьд Сидорин до сегодняшнего дня состоит в рядах Советских Вооруженных Сил в звании подполковника. Он прошел славный боевой путь в Великую Отечественную войну…

6

По дороге к командному пункту штаба 62-й армии на меня неожиданно нахлынули воспоминания. Бывают в жизни такие дни, вспоминая которые спустя много лет ощущаешь не только прилив сил, но и просветление ума в поисках верного решения.

Именно таким днем, вторым днем своего рождения, считаю 4 мая 1919 года. В тот день меня принимали в члены партии большевиков (в группе сочувствующих я состоял с ноября 1918 года).

О созыве собрания полковой партячейки мне сказали утром.

— Вечером будем рассматривать твое заявление о приеме в партию, — предупредил кто-то из коммунистов.

Время я измерял не по часам, а по минутам. Старался уйти в работу — не получалось. В голове роилось столько мыслей, что не мог найти себе места. Коммунисты полка, конечно, не будут упрекать меня в трусости, лености или в невнимательности к людям.

Нет, на этот счет я был спокоен. Но все ли я сделал, чтобы стать полноправным членом той самой партии, которую создал и выпестовал великий Ленин? И что еще надо сделать, чтобы не было стыдно за себя, за право носить такой же партийный билет, какой носил Ленин?