От Сталина до Путина. Зигзаги истории - [25]

Вывод: мы не сохраним наше Советское государство, не разрешив еврейскую проблему оптимальными политическими мерами.

Этот вывод был последним на последнем из врученных мне листов с текстом. Когда я дочитывал приписываемые товарищу Щадову мысли о евреях в России – СССР, мой друг Серега Потёмкин о них же, о евреях, вдруг молвил Евгению Петровичу свое слово:

– Я – не антисемит. Поверьте, – слегка уже захмелевший Серега постучал себя в грудь. – Но уж больно много евреев в телевизоре. И это можно бы не замечать, если бы не одна заморочка. Вот раньше евреи у нас были талантливые. Исаак Дунаевский сочинил «Школьный вальс» – чудо, а не музыка. Марк Бернес что б ни пел – всё за душу брало. Аркадий Райкин как отчебучит про греческий зал – все друг другу пересказывают. Ну, а теперь: где такие же евреи? Игорь Крутой, говорят, сотни песен написал – я ни одной не запомнил. Веронику Долину, самую раскрученную из певиц, еврейку, я по приговору суда могу только слушать. Был артист-юморист Геннадий Хазанов из кулинарного техникума. Был да сплыл – стал на одно лицо с Жванецким и Винокуром: посмешат они тебя – и ты тут же забываешь над чем смеялся. Да, обмельчало наше еврейство. Обмельчало.

– А вы уподобьтесь мне, – Евгений Петрович жестом предложил Сереге наполнить стопки, – смотрите по телевизору только новости и политические программы. В них выступают артисты не без таланта. Спец по электронным приборам Грызлов отменно даёт понять, что он знает толк в законотворчестве. Юрист-консультант Греф, основательно показывает, что он руководит экономическим развитием и торговлей страны. Прочие актеры в политике тоже не мелкие.

– Да еханый бабай с ними со всеми, – махнув рукой, Серёга поспешил разливать. Мы без тоста выпили. Я заел водку грибом и вернул Евгению Петровичу его листы. С репликой:

– Не хватает в вашем тексте самого интересного: мнения товарища Щадова – как следовало разбираться с еврейской проблемой?

– На сей счет, – Евгений Петрович развел руками, – наш источник информации Олег Степанович ничего вразумительного не вспомнил. В застольях дружеских Щадов излагал лишь свое видение проблемы, а решения её не касался. Его ответа на вопрос Жданова, я уже говорил, Олег Степанович не слышал. Но от него мы узнали одну интригующую деталь. В конце разговора Жданов спросил Щадова: где ты, подполковник, служишь. Он отрапортовал: «Прохожу обучение в Академии». И тут Жданов как бы невзначай обронил: «Учёного учить – только портить».

Фраза эта, выяснили мы, не вдруг была брошена, – Евгений Петрович взял очередной лист из своей папки. – Мы нашли в архивном фонде Академии личное дело подполковника Щадова. В нём чёрным по белому написано, что он, Щадов, в конце мая 1947-го был откомандирован в распоряжение ЦК ВКП(б). Формулировка очень странная, даже загадочная: не переведен, а откомандирован. То есть подполковник Щадов вроде бы остается слушателем Академии, но прерывает обучение в ней и направляется в главный центр власти, Центральный комитет партии, нести там какую-то службу. Какую именно?

В Российском госархиве новейшей истории фонд секретариата ЦК закрыт полностью, а фонд аппарата ЦК слегка приоткрыт. Наши люди в порядке исключения к его документам получили более, чем историкам дозволено, широкий доступ, и нигде фамилия «Щадов» им не встретилась. Тогда они стали в том же фонде аппарата ЦК выискивать тех, кто хоть каким-то боком был причастен к товарищу Жданову. Семь таковых сотрудников ЦК нашли и попытались выяснить – есть ли среди них ныне живущие? Выяснилось: да есть. Но всего один сотрудник, точнее, сотрудница – Анна Павловна.

Она точно такого же почтенного возраста, как и Олег Степанович, но, увы, далеко не с такой крепкой памятью, как он. Анна Павловна сразу даже не припомнила, кем работала в ЦК: инструктором или инспектором. Сослуживцев своих ей не всех удалось позабыть. Но ни один из воскрешенных в ее сознании не был Щадовым. Всё – казалось бы, точка.

Но, на удачу нам, Анна Павловна оказалась закоренелой антисемиткой. И как только наши люди начали её вопрошать: не работал ли с ней человек, специально занимавшийся еврейским вопросом, – она вдруг просияла: ей в знак особого доверия Жданова поручали вместо машинистки перепечатать на имя Сталина совершенно секретную записку – о евреях. Её автором был не сотрудник ЦК, а некий статный полковник, вхожий в разные партийные кабинеты – в том числе и в самые высокие. Записка так пришлась по сердцу Анне Павловне, что она тогда, в конце 1947-го, заучила ее наизусть, а в 1956-м – после увольнения из ЦК, запечатлела на бумаге. Чтоб ничего не запамятовать. Сейчас эта пожелтевшая бумага с текстом записки – здесь.

Я ожидал, что Евгений Петрович немедля передаст мне последний в первой его папке лист. Но он озадачил меня вопросом:

– Как вы думаете, чья фамилия стоит под запиской?

– Вероятно, не некоего полковника, а прелюбопытного вам подполковника Щадова.

– Нет, именно полковника. Полковника Щадова. В 1956-м Анне Павловне было всего 40 лет, и она, с ее умом, достойным сталинского ЦК партии, не могла ничего перепутать. И тут возникает серьезная загвоздка…