От совка к бобку : Политика на грани гротеска - [61]

Вообще слово «власть» в единственном числе звучит подозрительно, это своего рода грамматический тоталитаризм. Но и во множественном числе «власти» пока что употребляется лишь для обозначения разных органов или представителей одной и той же власти, т. е. опять-таки монократично. Например, «власти решили действовать по-своему» или «от властей не добьешься толку».

Не пора ли придать множественному числу не количественное, а качественное значение, подчеркнув многообразие и разнородность властей, действующих в мире? Политическая, религиозная, научная, музыкальная, интеллектуальная власть — все это разные власти, которые обладают каждая своей легитимностью и силой воздействия. Власть языка над сознанием граждан или власть музыки над их сердцами не менее легитимны, чем власть государства. Именно такого плюралистического подхода заслуживает вопрос о власти.

Поли-политика — это множественная политика, «другая», которая противопоставляет государственной политике то, что традиционно считается не-политикой: воздействие музыки, слова, разума, вдохновения, чисел, научных открытий, технических изобретений на жизнь людей. Создание новой мелодии, или нового слова, или нового материала — явление поли-политики поскольку люди чувствуют над собой власть иных законов, чем те, которые навязываются им политиками, — законам красоты, гармонии, разума, мудрости. Причем физика, философия, поэзия, живопись наиболее политичны не тогда, когда они впрямую говорят о политике, выражают какие-то политические взгляды, продвигают определенные партии, платформы, движения. В этом случае они становятся инструментами политики — хорошей или плохой. Свое наибольшее воздействие на общество эти формы поли-политики оказывают именно тогда, когда становятся аполитичными в традиционном смысле, т, е. вместо посредственной, подчиненной политической роли берут на себя миссию «чистой», неангажированной музыки или философии и властвуют над людьми независимо от их политических пристрастий. Древнейшие формы полиполитики — это пифагореизм в Греции и конфуцианство в Китае. Это воздействие на общество иными средствами, чем политика: осуществление властных полномочий слова, числа, поэзии, мудрости.

SUMMARY

From Homo Sovieticus to the Bobok Character: Politics on the Edge of the Grotesque

This collection of 40 essays is inspired by the dramatic events of 2014–2015 in Russia and Ukraine and explores their philosophical and cultural meaning. The book focuses on the grotesque and paradoxical features of Russia’s national character, the models of its historical evolution and the roots of its recurrent confrontation with the West. A number of these essays have been published in leading Russian periodicals, such as «Novaya gazeta» and «Nezavisimaia gazeta» in 2014–2015, and have provoked heated debates. The author’s approach to contemporary history is based on philosophical analysis and metaphorical parallels with Russian literature, in particular, Alexander Pushkin, Nikolai Gogol, and Fyodor Dostoevsky, Alexander Blok, and Thomas Mann.

The book describes the transition from Sovok (Homo Sovieticus in Russian slang) to a new post-Soviet character anticipated in Dostoevsky’s short story «Bobok» (1873). In this story, the recently deceased entertain themselves in the graveyard by revealing all the shameful details of their earthly lives. The nonsense word «bobok» indicates their desire «to strip and be naked».

The course of the past thirty years, from Gorbachev s perestroika to Putins new «world order,» can be described as the transition from Sovok to bobok, or from a Soviet mentality to a bobok mentality Homo Sovieticus was an arrogant and insolent character but still full of ideals and moral exhortations such as equality, brotherhood, and the need to struggle for a better future. Bobok is devoid of these noble illusions and vast historical perspectives. He only claims one right which is described in Dostoevsky’s Devils: «If we proclaim a right to dishonor, everyone will come running to us…» Sovok, in his simplicity, assumes that the universe, like a loving mother, should protect him, even admire his rudeness as an expression of childish playfulness and spontaneity. Bobok, by contrast, is a bitter Sovok, who has suddenly realized he is an orphan. The universe will never give him the love he believes he deserves. Bobok is an aggressive and depressive Sovok, who expects nothing good from the world and responds with panphobia — suspicion, fear and hatred of anyone who is different. He is eager to detect enemies and to deliver the first demolishing blow. While decomposing in his historical grave, he threatens the world with Bobocalipse.

What is the root of the Russian tragedy? The Russian nation has not shown itself to be sufficiently independent and creative to build its own distinctive civilization that could compete with the great civilizations of the West and East. And yet it is too vast and ambitious to accept an auxiliary role and to become a part of other civilizations. Therefore, Russia is constantly rebelling against the world order although she cannot create a decent order even within herself. The protagonist of Dostoyevsky’s