От совка к бобку : Политика на грани гротеска - [4]

Это соединение женского и мужеского в Родине-Отечестве оказывается потрясением для гоголевского героя в «Мертвых душах». Ландшафтный хронотоп соития, рельефно выписанный в лирическом отступлении, как тема открытости-ожидания, неожиданно прерван появлением скачущего из «чудной дали» фельдъегеря, что заставляет героя «придержать» езду перед лицом явной гомоэротической подмены.

«… Какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль!

Русь!.. — Держи, держи, дурак! — кричал Чичиков Селифану. — Вот я тебя палашом! — кричал скакавший навстречу фельдъегерь с усами в аршин. — Не видишь, леший дери твою душу: казенный экипаж!»

Само собой напрашивается символическое толкование этой сцены: вместо призывно раскинувшегося пространства родины вдруг является мужеский образ государства с торчащими усами. Государство как бы вторгается во взаимоотношения лирического героя и России и мешает им отдаться друг другу (тем более что и раньше у Чичикова неудачно складывались отношения с законом и государством). Фельдъегерь возникает в момент одержимости героя Россией — как призрак другой, однополой любви, грозящей ударить «палашом»: но этого не происходит, экипажи минуют друг друга. У России не оказывается ни соперника, ни соперницы. Тем самым герой как бы доказывает свое мистическое право довести соитие до конца, и дальше уже ничто не препятствует его быстрой езде — тройка вихрем несется «нивесть куда в пропадающую даль» и «сверлит воздух».

Конечно, и у других стран есть отеческая и материнская ипостаси, но вряд ли где-то еще они так поляризованы, чтобы женское было столь мягко, покладисто, а мужское — грубо, брутально. Равнинная, кроткая природа — и гордынное, гнетущее государство. Восприимчивая, распахнутая душа — и крутой командно-армейский нрав. Народная широта — и властная вертикаль. Оттого и возникает душевная рана в любящих эту страну. Ты к ней подступаешь с лаской, и она отдается тебе, воплощает все твои мечты о льнущей женственности. И вдруг — «вот я тебя палашом!» Ты не знаешь, кто перед тобой и чего ждать от этого невнятно-коварного существа с пышными млечными персями и острым железом в чреслах. Оно раскрывает тебе свои ждущие недра — и одновременно бьет в упор. Призрак, химера, ошибка природы? Любящие эту страну угнетены тоской смешения и двойной подмены… Родина-Отечество — гермафродит?

«Гермафродиту снится, что он счастлив, ибо стал таким, как все люди, или перенесся на багряном облаке в мир, который населяют существа, подобные ему. Это сон, только обманчивый и сладкий сон, так пусть продлится он до самого утра…» (Лотреамон. «Песни Мальдорора»)

2011

Обнадеживающий урод

В последнее время стало хорошим тоном ужасаться будущему России и представлять его в самых темных красках. Распад страны, физическое и умственное вырождение, полчища варваров с юга… Такая тенденция преждевременного «самопогребения» не нова: перечитайте Гоголя «Страхи и ужасы России» (1846). Некая графиня пишет Гоголю: «все падают духом как бы в ожидании чего-то неизбежного», «каждый думает только о спасении личных выгод, о сохранении собственной пользы, точно, как на поле сражения после потерянной битвы всякой думает только о спасении жизни». Гоголь отвечает ей христианским внушением и призывом к самосовершенствованию. Мне хочется ответить на эти вековые страхи одной аналогией, касающейся общих эволюционных процессов.

1.

В генетике и теории эволюции есть такое понятие — «обнадеживающий урод» (hopeful monster; в другом переводе — многообещающий урод). Обнадеживающие уроды появляются в результате макромутации организмов, которые отклоняются в своем строении от нормальных и могут быть адаптированы, иногда весьма успешно, к измененным условиям среды. Попав в эти условия, они могут дать начало новым видам или другим таксонам (группам организмов)[7].

Понятие «обнадеживающего урода» ввел американский генетик Рихард Гольдшмидт [8], подвергнув критике одно из центральных положений дарвиновской теории эволюции. Дарвин писал: «Естественный отбор никогда не может делать внезапных больших скачков, а всегда продвигается короткими, но верными, хотя и медленными шагами», «кумулируя мелкие вариации».[9] По мысли Гольдшмидта, «мелкими вариациями» нельзя объяснить образование новых видов, тем более, что палеонтология практически не обнаруживает переходных межвидовых форм, которые могли бы свидетельствовать о постепенном образовании одного вида из другого. Поэтому в теории эволюции следует допустить большой скачок, макромутацию, которая может оказаться благоприятной и «видообразующей» только если такой мутант находит для себя новую экологическую нишу.

Следует подчеркнуть, что «обнадеживающий урод» — это, во-первых, оксюморон, подобно «белой вороне» или «черному лебедю», т. е. содержит в себе взрывчатое сочетание противоположных понятий. Во-вторых, «урод» в этой концепции — не оценочный, а описательный термин, указывающий на сильные аномалии в организме. При совпадении с аномальными переменами в природной среде такой «минус на минус» может дать плюс, т. е. дать толчок развитию нового вида.

Отношение к идеям Гольдшмидта менялось. Поначалу сторонники господствующей, дарвиновой теории эволюции критиковали или даже высмеивали концепцию «скачков» (сальтационизм). Но в последнее время, в связи с прорывами в области молекулярно-генетических основ биологии развития, все больше биологов относится одобрительно к представлениям Гольдшмидта о макромутациях.