От составителя к сборнику 'Происшествие в нескучном саду' - [5]

Говоря уже не о форме, а о существе, надо заметить, что молодая Советская Республика отчаянно нуждалась в литературе подобного характера. У нее было очень много врагов - внешних и, не менее опасных, внутренних. Советские писатели с самых первых своих шагов завязали с ними смертный бой. Главнокомандующим на данном фронте можно считать Маяковского, сатирическая линия в творчестве которого занимала видное место, а в своей сатире он нередко использовал фантастические приемы, фантастические гиперболы. Вспомним известный ленинский отзыв о стихотворении "Прозаседавшиеся", а ведь оно тоже основано на фантастическом приеме.

Поэт не раз обращался к собрату-сатирику с настойчивым призывом: Чтоб не скрылись, хвост упрятав, Крупных вылови налимов - кулаков и бюрократов, . дураков и подхалимов.,.

И если понимать термин "кулак" расширительно, то нельзя не признать, что призыв великого поэта остается весьма актуальным. Творчество И. Ильфа и Е. Петрова было как бы ответом на этот призыв.

Их повесть "Светлая личность" сравнительно малоизвестна, что не совсем заслуженно, она писалась в те же годы, что и их романы "Двенадцать стульев" и "Золотой теленок", на том же подъеме их замечательного творческого вдохновения. Близость приемов, использованных в дилогии и в повести, бросается в глаза, и, возможно, именно эта близость и послужила причиной того, что "Светлая личность" была отодвинута в тень "Двенадцатью стульями".

Противник, с которым сражаются сатирики и в "Двенaдцати стульях", и в "Светлой личности", один и тот же -это мещанство, обывательщина, страшная, вязкая сила, которая обволакивает любые дерзкие начинания, которая способна обездвижить, окуклить любой энтузиазм, потому что для обывателя нет ничего дорогого, ничего святого, кроме собственной шкуры. Именно обывательщина служит питательной средой для разъедающего наше общество бюрократизма, а точнее можно сказать, что это просто разные ипостаси одного и того же духовного омертвления. Справедливо видя в мещанстве опаснейшего врага революционной перестройки, его обличали ведущие советские литераторы Горький, Алексей Толстой, Маяковский, Булгаков, Зощенко, Кольцов...

Ильф и Петров занимают почетное место в этом списке.

"Титаническое строительство нового мира врезалось в мещанскую Россию... и теперь она пришла в своеобразное кипение и, как может, реагирует на исполинское явление революции и реагирует, конечно, невпопад".

"Невпопад",- понятно, с точки зрения А. В. Луначарского, написавшего эти слова, но с позиций самих обывателей очень даже впопад. Оказалось (и, увы, до сих пор оказывается), что в окружающей действительности обнаруживается множество щелей и лазеек, где обыватели устраиваются со всеми удобствами. И что еще печальнее- не так уж редко эти "щели" начинают уподобляться ущельям, а лазейки превращаются в парадные порталы.

Мещанин и бюрократ - это демоническая сила, но все же кое-чего боится и эта сила. Она боится ясного света, гласности, ей удобнее вершить свои делишки в потемках.

С помощью фантастического хода Ильф и Петров как раз и вытащили обывателей на всеобщее обозрение. Для невидимого ведь не существует ни преград, ни секретов, он может проникать в любые пункты и присутствовать при любом разговоре. И этот дамоклов меч разрушающе действует на обывательское сознание. После того как Филюрин стал Прозрачным, заметно изменилась обстановка в провинциальном городе Пищеславе, побратиме щедринского города Глупова. Обыватель приутих и попрятался.

Когда-то явления, с которыми воевали Ильф и Петров, любили называть пережитками прошлого. Сила талантливых писателей в том, что они показали, как пережитки прошлого непринужденно становятся пережитками настоящего, как ловко эти самые пережитки приспосабливаются, как умело их носители овладевают новыми формами работы, новой терминологией, новыми правилами игры. Давно уже нет ни той терминологии, ни тех структур, но умение пристраиваться осталось. Осталась и боязнь гласности. Мы и сегодня без труда отыщем множество мест, где не мешало бы появиться Прозрачному с его сакраментальным возгласом: "А я здесь!" Персонажи Ильфа и Петрова называют "пыщей" "все, имеющее отношение к деньгам, карьере, поставкам и тому подобным приятным вещам". "Пыща" - кто бы осмелился утверждать, что это словечко и сейчас не работает со всей своей сатирической силой?

Сатиру Ильфа и Петрова нельзя назвать добродушной, но это, безусловно, веселая литература. Однако сатира бывает и невеселой. Так, у Михаила Булгакова, который обладал и даром заразительного смеха, события, изображенные в повести "Роковые яйца", не располагают к веселью, а если между строк там и припрятался смех, то этот смех достаточно горек. За что же столь сурово писатель наказал своих героев? Конечно, те разгильдяи, которые перепутали ящики с яйцами, виноваты.

Но остальные вроде бы все так старались, чтобы было хорошо! Московский зоолог Персиков изучал "лучи жизни" с сугубо научными целями и никому не собирался причинять зла. А Александр Семенович Рокк, тот и подавно стремился принести обществу наибольшую пользу: как можно быстрее восстановить куриное поголовье, погибшее в результате невиданного мора. И такой страшный финал, изображенный писателем, может быть, даже с чрезмерным натурализмом! Рокк исчез, профессора растерзала разъяренная толпа, а змеи погубили совершенно невинных людей, в том числе жену Рокка Маню и двух отважных милиционеров, которые первыми вступили в борьбу с чудовищными гадами. Им-то за что такая кара? Но, как известно, благими намерениями устлана дорога в ад, а невинные всегда гибнут из-за чьего-то равнодушия, или ошибок, или преступной халатности. Научные открытия, вырвавшиеся из-под контроля, могут быть очень опасными. Не нам, живущим в конце XX века, сомневаться в справедливости этого утверждения. Думаю даже, что тогда, в 1925 году, оно было куда менее очевидным и нужна была недюжинная прозорливость писателя, чтобы с такой силой почувствовать эту опасность, призвать к максимальной осторожности в обращении с неизведанными силами природы.