От сердца к сердцу - [16]

Он всегда будет помнить этот элегантный, стильный, изысканный город. И навсегда запомнит этот чудесный день. Картинки солнечного Сан-Франциско запечатлеются в его памяти, и он будет вспоминать их, когда его занесет в далекие города, охваченные войной. Там дети не бегают по зеленым лужайкам за яркими воздушными змеями, потому что на серой высохшей земле бывших лужаек багровеют темные пятна крови. Жители этих городов вместо смеха и музыки слышат лишь канонаду да крики умирающих. Тогда, в тяжелые времена, он будет вспоминать необыкновенный день в Сан-Франциско, и это ему, возможно, согреет душу.

Миновав парк, раскинувшийся за Гирарделли-сквер, он вышел к заливу и стал наблюдать, как резвые парусники скользят по бирюзовым волнам с клочьями белой пены на гребнях. Этот вид он тоже запомнит навсегда.

Повернувшись к только что подъехавшей съемочной группе, Джеффри увидел Ее. Она по-турецки сидела на траве, ее длинные черные волосы развевались на ветру, лавандовые глаза задумчиво смотрели на море, а на пухлых губах играла мягкая улыбка.

Эту картину – вид красивой женщины из Сан-Франциско – Джеффри добавил к остальным, увиденным им в тот день. Не то чтобы ему было необходимо воспоминание о какой-то женщине из этого города, нет, женщин у него было достаточно. Однако ему показалось, что она могла бы послужить идеальным символом всех женщин, которых он когда-либо знал, – так серьезна, изысканна и красива она была.

Джеффри запоминал этот нежный взор, эти волосы цвета полуночной тьмы, это утонченную красоту, как вдруг ее прекрасные глаза, оторвавшись от моря, остановились на нем. Девушка удивленно заморгала, словно узнавая его, но потом явно смутилась, осознав, что видит перед собой незнакомца. Она поспешно опустила глаза, и черные ресницы полукружиями крохотных веерков легли на ее нежные щеки.

Джеффри тоже удивился и даже испытал некоторую неловкость, однако не смутился и не оторвал от нее взгляда. Напротив, он продолжал смотреть на нее, надеясь на ответный взгляд. Когда, будто повинуясь его молчаливому приказанию, она смело подняла на него потрясающие лавандовые глаза, он отметил, что она все еще удивлена, но смущения в ее взгляде уже не было. Казалось, девушка узнала его.

Да, узнала, но это не было обычным узнаванием популярного ведущего: «Ах, неужто вы – Джеффри Лоуренс с четвертого канала? Как мило!» Нет, в ее глазах было что-то другое, более глубокое, и Джеффри почувствовал это.

Сердце ему подсказало.

Джеффри внезапно почувствовал странное облегчение, словно его нашли, хотя он не знал, что был потерян. Больше того, его охватила какая-то ранее неведомая полнота чувств. Джеффри испытал торжество и одновременно, как ни странно, ему показалось, что наконец он обрел покой.

На короткое, удивительное мгновение у Джеффри перехватило дыхание, он словно окунулся в лавандовую бездну ее манящих глаз. «Пойдем со мной. Оставайся со мной навсегда». Ему казалось, что прошла целая вечность, хотя все это длилось один лишь миг. Железная воля Джеффри быстро подчинила себе его чувства, он заставил себя улыбнуться и направиться к поджидавшей его съемочной группе.

Джеффри был потрясен. Его пытливый ум, получивший так много наград за журналистские расследования, лихорадочно искал ответы на сотни вопросов.

«Ты просто заворожил ее своей ностальгией, вызванной отъездом из Сан-Франциско», – сказал он себе.

Подходящее объяснение. Эмоции и сантименты не играли значительной роли в его обыденной жизни, но в тот день именно эти чувства застали его врасплох. И в душе пробудились другие, дремавшие до сей поры в ее глубине, неведомые ему ранее ощущения.

Фантастика? Влюбленность? Нет, конечно!

Но все же, произнося какие-то слова перед камерой, Джеффри то и дело посматривал на нее и вновь словно отдавал молчаливый приказ: «Не уходи!» Как только съемка закончится, он поговорит с ней. А потом поедет в Лос-Анджелес.

«Не уходи! – снова и снова мысленно просил он эту прекрасную женщину с глазами цвета лаванды. – Оставайся на месте, чтобы я мог поздороваться и попрощаться с тобой!»

Джулия не двигалась. Она по-прежнему сидела на траве, хотя зимнее солнце уже село, забрав с собой нежное тепло и прислав на землю холодный ветерок. Приблизившись к ней, Джеффри обратил внимание, что она была еще более красивой и привлекательной, чем ему показалось сначала, но менее изысканной. На ее мешковатых джинсах не было даже фирменной этикетки. Ее бледно-желтая хлопковая блузка выцвела от частых стирок, голубой джемпер был изрядно поношен, к тому же он был не шерстяной. У этой женщины не было элегантной сумочки от Гуччи или Коача; надо сказать, у нее вообще не было ни сумочки, ни жакета. А на коленях она держала книгу, правда, он не мог разглядеть ее названия. Книга, как и ее одежда, была потрепана, переплет кое-где протерся до картона.

– Привет! Меня зовут Джеффри, – представился он.

– А меня – Джулия.

Порыв ветра разметал ее черные волосы, и их длинные пряди закрыли глаза и губы. Пальцы Джулии дрожали, когда она убирала волосы с лица.

– Ты замерзла?

– Немного, – призналась она, хотя на самом деле дрожала с того самого мгновения, когда ее глаза встретились с его синими глазами, а это было еще задолго до заката солнца.