От рук художества своего - [19]
Эх, зимние вечера в заснеженных просторах Новгородчины! И станет у дьяка Матвеева на душе особо грустно. И тогда одна ему утеха — водочки в запотелом штофе достать, хлебнуть бражки ли крепкой ему, или еще чего горячительного. Завеселеем, а потом заплачем.
— И для чего пьем, мужики! Ведь не для того пьем, чтоб пить, абы не отвыкнуть!
А утром на опохмелку получишь от супруги Степаниды Ивановны крепкую чару да меру едкого капустного рассола. И хорошо тебе станет…
Больше всего подьячий за детей своих болеет и молится. Их у него четверо. Тогда душа его покойна, когда знает: все они сыты, одеты, и скотинке корму тоже хватит на всю зиму.
Кроме трех дочерей растет у него долгожданный сынок, отцова надежа и отрада — Андрейка. Не чает в нем души отец, но никогда этого и не выказывает. Напротив того, строг с ним, как со всеми.
Только детей обмануть трудно. Они чуют тятенькину доброту сквозь строгость, вьются вокруг — надоели. И не больно его боятся.
По натуре своей подьячий Матвеев на редкость замкнут, угрюм. Его побаиваются в деревне, но знают: Матвей справедлив, никого зря не тронет, не шпынет, поносным словом не обидит. И молчит, молчит. По целым дням ни дети, ни жена, ни белотелая теща Авдотья не слышат от него никакого слова. Зато Андрейка не в пример отцу говорлив, расторопен, не по годам разумен. Вечно что-то мастерит, малюет, постоянно руки и голова у него чем-то заняты.
Раз в полночь, как отправились супруги в постель и свечу задули, сказал Матвей жене:
— На все воля божья, Стеша, а только скажу тебе: дочки наши чужое богатство, повыйдут замуж — только их и видели! А про Андрейку повсегда думаю: не обошел нас им бог, есть в нем и разумение доброе, и не по годам умножается оно.
Словно в благодарность за сына погладил Матвей еще твердую и дородную Стешину грудь и продолжал:
— В Санкт-Петербург ему бы попасть, в обученье ремеслу какому или художеству. Вот весной поедем в Новгород, обдумаем как след, звали меня туда давно.
— Что ты, радость! — всколыхнулась Степанида, и слезы задрожали у нее на глазах. — Как же мы-то будем? Дочек поразберут, Андрейка в ученье уйдет, одни останемся — помрем же с тоски!
— Не помрем, мать! А Андрейке, я чувствую, ученье впрок будет. Может большим человеком он стать. Что же, неужели такую долю мы от него отнимем? Думай, мать, думай…
Ничего не ответила Степанида. Только крепче заплакала.
Посвящение в художники
Кому какое дело — лето на дворе иль зима.
И какой год на Руси? Великая держава не считает текучее время…
Из частного письма
На торговой стороне Новгорода ряды отпирают с рассветом. Испокон веку так было заведено.
Птицы в этот час еще перекликаются сонно, лениво, с деревьев падают последние медленные, тяжелые капли. Ночью пролетел дождь.
А люди уже шумят. Говор, шум, перебранка — это разгружают возы с кладью.
В обжорном ряду стоит неистребимый запах кислых щей. Надрывно мычит скот. И вдруг неожиданно взлетел над землей звонкий певучий звук, а затем мелкая бодрая дробь. Это пришли сопельники и скоморохи. Сладко залились волынки, застучали плясовые ложки. Все закружилось, пустилось в пляс.
— Эх ты, молодые! — восторженно воскликнул чей-то сиплый голос, а другой серьезно спросил его:
— А в морду хошь?
Это, видать, затронули чью-то дочку или жену.
Да, базар место веселое, живое. Тут и морду набьют просто так, любя. И в приказную избу стащат — не вертись под ногами!
— Э-эй, робята, дайте пройтить! — кричит кто-то басом.
— Ужмись! — отвечают ему бодро. — Да не толкайся, черт, лезь боком!
На крыльце трактира, упершись руками в перила и далеко отставив ноги, углом стоит пьяный мужик с бритой головой. У него мокрое красное лицо и выпученные глаза, рот набок вывернут. Иногда он издает мычанье, хриплое, осипшее. Видимо, он хочет запеть… Вино крепкое, дешевое, пей — хоть залейся. И пьют, орут, цепляются, дерутся. Это хмель в голове бродит.
Рядом шарманка по-французски гремит.
— Эй, мальчик! — кричит молодой купец в собольей шапке. — Подай-ка сюда квасу! Да гляди мне! Чтобы мух не было! М-м-му-ха — она только в водке на счастье, — говорит он. Раскачивается и назидательно подымает указательный палец.
Зеваки ходят по базару, прицениваются, мнут товар, а брать ничего не берут. Изгибаясь, ловко проносятся разносчики мелкого товара. Снуют зеленщики с поддонами на голове.
Вдруг раздается вопль:
— Православные! Убивают!
Подымаются любопытные головы, тянутся люди на цыпочках — ничего не видать. Ладно, пусть убивают. Эка невидаль!
— Ты погляди, Евграф, погляди-ко, какая баба пошла! Вот это да! Присест, присест-то какой! Как у хорошей кобылицы. И на каких дрожжах такие зады растут?
— Хороша, да не по нашу честь!
— Да я што!
Мужик и впрямь видит — ничего у нее не добьешься. Плывет, как неприступная пава. Да они-то поначалу все неприступны. И он догоняет, проталкиваясь, задастую, берет за локоток.
— Чего продаешь, молодуха? — спрашивает он. — Давай сюда.
— Не-а, — отвечает молодуха, — не продаю!
— Ну, так так дай!
— Дать — не устать, да было бы что!
— А у тебя быдто и дать нечего?
— Иди, иди, дуралей! Я таких, как ты, сама…
— Хозяин, почем туточка дрова?
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.