От руин Карфагена до вершин Атласа - [60]

Мы осматриваем руины Карфагена и пытаемся проникнуть на известную мне уже с 1962 г. площадку с обломками колонн, плит и мраморных скульптур. Однако попасть туда оказалось невозможным. Но я, откровенно говоря, не очень горевал. Эта раскопанная часть руин относится к римскому периоду существования Карфагена, когда город был восстановлен по завету Юлия Цезаря императором Октавианом Августом и одно время даже соперничал с Римом. По некоторым данным, чуть ли не все колонны, вернее, то, что от них осталось, были доставлены из Италии, куда в свое время они были вывезены предприимчивыми генуэзцами и каталонцами по приказу Карла V Габсбурга.

Поскольку раскопки идут в разных местах Карфагена, нам удается осмотреть старый финикийский порт, который если и поражает, то лишь своими небольшими размерами и декоративным суденышком, которое волна нещадно бьет о причал. Тут же, как из-под земли, появляется личность, совершенно обязательная на любых руинах, в любой стране. Это торговец своеобразными «сувенирами», иными словами — подделками осколков от памятников, колонн, стел и т. п. Все они изготавливаются в специальной мастерской где-то тут же, в Карфагене. Разочаровав непрошеного коммерсанта, отправляемся дальше, и в совершенно другом районе нас ждет удача: мы смогли попасть в древний театр, ограда вокруг руин которого оказалась незапертой, несмотря на поздний час. Театр, правда, не карфагенский, а древнеримский и назывался он «амфитеатром мучеников», ибо на арене здесь гибли гладиаторы, терзаемые львами первые христиане и прочие неугодные римским властям люди. Плохо сохранившаяся арена теперь расчищена, и театр ежегодно используется для проведения международных фестивалей искусств.

От Карфагена мало что сохранилось (вернее, пока что очень мало открыто) на тунисской земле. Это отдельные стелы, памятники, надгробья, саркофаги, сосуды, маски, монеты. Большинство их находится в Национальном музее «Бардо» в пригороде Туниса. Но вместе с другими источниками, в том числе свидетельствами ярых противников карфагенян — греков и римлян, они дают возможность судить о богатстве культуры Карфагена, военно-торговой державы рабовладельцев, земледельцев, мореплавателей и ремесленников. Культура Карфагена была не просто трансплантацией на запад Средиземноморья финикийского наследия. Она явилась качественно новым этапом в развитии финикийских традиций под влиянием культур древнего Египта и античной Греции в первую очередь, но также ряда заимствований у этрусков, иберов, ливийцев. Обогащенная всем этим, карфагенская культура носила во многом смешанный характер и явилась, в сущности, одной из первых известных человечеству синкретических культур. В этом, очевидно, один из секретов ее широкого распространения и последующего влияния (в том числе на ее губителя — древний Рим). В этом также, помимо всех прочих причин, истоки неугасающего интереса человечества к Карфагену.

Размышления в итоге

Вот и закончен путь от руин Карфагена до вершин Атласа. Географически автор вел читателя не столь прямолинейно, вернее, в обратном направлении — от вершин Атласа к руинам Карфагена. Но суть в том, что он хотел не просто изложить свои впечатления в строго хронологическом порядке, а прежде всего пытался передать ощущение сложности, противоречивости, неоднородности как истории, так и современной жизни Магриба. Эти история и жизнь, по глубокому убеждению автора, идут все же не от вершин к руинам, а наоборот — от руин к вершинам, несмотря на возможные зигзаги, временные отступления и шаги в сторону, неизбежные на долгом и трудном пути.

Мне одинаково близки и «сегодняшняя Ифрикийя» — Тунис, и «горячее сердце Магриба» — Алжир, и самый «Дальний Магриб» — Марокко. Но и сами страны Магриба, как представляется сегодня, также начинают чувствовать себя более близкими к нам, чем это было раньше.

Уже после возвращения в Москву, в июле 1988 года, мне пришлось беседовать с корреспондентом тунисской газеты «Аль-Хуррийя» («Свобода») Амель Беджауи. Представляя орган правящей партии «Демократическое конституционное объединение» (ДКО), Беджауи интересовалась довольно неожиданными, с моей точки зрения, вопросами. Например, она спросила меня, что думают советские ученые о влиянии на Магриб западной культуры. Вопрос вполне резонный, но прежде никогда не задававшийся. Раньше магрибинцы не только не интересовались, что мы думаем по этому поводу, но и стремились опровергнуть любое наше мнение на этот счет, заранее считая его «пропагандой».

Следующий вопрос звучал так: «Каким образом Запад влияет на интеллигенцию, правящую в странах Магриба?» И в этом была новизна. Судя по всему, магрибинцы за годы нашей перестройки (тем более в Тунисе, где они проводят свою, как они ее называли, по имени президента Зин аль-Абидина, «зинестройку») перестали воспринимать нас как каких-то идейных противников прежде всего. Их поэтому стало интересовать и наше мнение (с западными мнениями они знакомы давно и основательно). Тем более что ныне они гораздо больше рассчитывают на нашу искренность и беспристрастность, чем это было ранее.