От руин Карфагена до вершин Атласа - [23]

По докладу Зартмана (как и по сделанному вслед за ним докладу рабатского профессора Абдаллаха Саафа; критиковавшего американских и французских авторов за устарелость оценок, за невнимание к социальным механизмам политического развития Марокко, а также за «противопоставление национального движения королевскому двору» и замену серьезного анализа «кучей имен» и «раздуванием значения отдельных личностей»), разгорелась дискуссия. «По моему мнению, — сказал студент третьего цикла обучения (то есть аспирант) Абд аль-Азиз Удди, — господин Зартман умолчал о заинтересованности американского империализма в изучении Марокко, что и объясняет финансирование американских исследований многочисленными фондами, преследующими отнюдь не филантропические цели. То же самое относится и к изучению других стран Магриба, и не только американцами, но и французами. Все вы представляете Марокко как демократическую и либеральную страну. Но мы-то знаем, что социальные исследования у нас монополизированы государством. Любое из них может запретить министр внутренних дел».

Это смелое выступление, как мне сказали, вовсе не было чем-то исключительным в Марокко, особенно с конца 70-х годов, когда в стране начал набирать темпы официально провозглашенный королем «демократический процесс». Было интересно наблюдать, как горячо выступал высокий, худой, черноусый Удди («человек крайне левых убеждений, сидел в тюрьме», — шепнул мне сидевший рядом студент-марокканец), сверкавший стеклами очков на коренастого седоватого Зартмана, внешне сохранявшего полную невозмутимость. Но это было обманчивое впечатление. Когда началась дискуссия, американец преобразился: невысокий, курносый, с упрямо наклоненной головой и немигающим стальным взглядом, он напоминал бывшего госсекретаря США Александра Хейга, безапелляционно генеральские выступления которого неоднократно показывались по нашему телевидению в начале 80-х годов (я в этой связи вспомнил, что и Зартман семь лет прослужил в Марокко офицером морской разведки США, как это указано на обложке одной из его книг).

Выступление Удди было встречено аплодисментами присутствовавшей на заседании студенческой молодежи. Однако координатор (руководитель) секции М. Гессус призвал «не превращать академическое заседание в политическое собрание и решать научные вопросы спокойно, логично и обоснованно». Признав далее, что действительно были случаи запрета социологических исследований в Рабате и Касабланке и даже «ежедневные недоразумения с полицией и аресты студентов», он тем не менее утверждал: «Если, действуя в рамках закона, заранее удается добиться разрешения на исследование, то все проходит нормально и без каких-либо конфликтов». Указав на многочисленность задач социологии Марокко (изучение административных и социальных структур, племен, взаимоотношений города и деревни, психологии различных классов, социальных групп и категорий), Гессус подчеркнул «полезность прагматического аспекта англосаксонских исследований», который побуждает марокканских историков, экономистов, социологов и психологов к решению задач, нужных стране. Гессусу возражали другие участники дискуссии (в частности, аль-Вакыди), указывавшие на «идеологические аспекты иностранных исследований». Профессор Абд аль-Али Думу из Касабланки даже обратил внимание на «рост интереса англосаксонских авторов к Марокко, что видно хотя бы по участившимся за последние годы публикациям». Абдаллах Сааф, подчеркивая необходимость сравнительного анализа марокканской монархии и ее институтов с «феодальной бюрократией» и монархиями Европы и Китая в XVII–XVIII вв., признал, что и в Рабате и в Касабланке были случаи запрещения публикаций и даже защиты ряда диссертаций по политологии, ибо «политикой трудно заниматься в научном плане». А профессор факультета права Мухаммед Дахан обратил внимание аудитории на то, что «иностранные социальные исследования, особенно американские, иногда направлены на дестабилизацию политического режима в Марокко и утверждение определенных групп». Франсуаза Бушанин (из Института урбанизации Рабата) указала на сомнительность данных, приводимых иностранными социологами, ввиду недостоверности методологии опросов и выборочного анкетирования «человека с улицы», которого можно настроить как угодно самим характером задаваемого вопроса.

Отвечая своим оппонентам, Зартман особенно обрушился на Удди, обвинив его в «невежестве», желании «запретить иностранным ученым изучать Марокко» и в «незнании американского общества». Он сказал: «Печально, что вашему выступлению аплодировали, исходя из мифа о якобы наличии «таинственной руки» из-за рубежа и «дьявольских секретов» американской науки. У нас могут быть ошибки и недостатки, главным образом из-за неполной информации, номы работаем индивидуально, имеем собственное мнение, свободно обсуждаем все вопросы, мыслим критически, отвергая любой догматизм. А вы хотите исключить всякую критику. Но наука должна расширять политические горизонты».

Вместе с тем Зартман возражал и Дахану, сказав, что «если режим может быть свергнут из-за публикации какого-то исследования, значит, он заведомо слаб». Спорил он и с Саафом, утверждавшим, что у национально-освободительного движения и марокканской монархии не было противоречий. Призывая «работать честно, все подвергая сомнению», он сообщил, что в США с его помощью готовятся к публикации около 20 политологических диссертаций о Марокко, а также несколько статей, «написанных в критическом духе, в том числе американцами левых убеждений».