От Ренессанса до эпохи Просвещения - [164]
Из оставшихся функций одна — организация праздников — в XVIII столетии становится все более востребованной, поскольку их количество умножается и они приобретают все более светский характер. Другая — выражение политического несогласия через карнавальное осмеяние и «переворачивание» установленных практик — с XVI века оказывается под все более жестким надзором. В любом случае юношеские «аббатства» играют роль рупора и орудия всей общины[383] и обладают внешними признаками (если не реальной властью) общественных институций. Они не представляли бы прямого интереса для нашей темы, если бы не были организованной возрастной группой (скорее, чем возрастным классом в точном смысле слова), что заставляет подыскивать им другие назначения, важные для формирования и утверждения личности.
В первую очередь речь идет о переходе от детства ко взрослому состоянию, где первым этапом становится достижение половой зрелости, а вторым — «обзаведение», связанное с женитьбой или отъездом. Поскольку брак становится более поздним, что особенно заметно у мужчин, этот период растягивается, причем иногда на десятилетие: от пятнадцати до двадцати пяти лет. Юношеские корпорации регулируют эти классические инициационные этапы, когда подросток сперва изымается из своей исходной группы (семьи) и, после подготовки, реинтегрируется как полноценный член взрослого сообщества, состоящего из глав семей[384]. Промежуточный статус такой организации вполне очевиден самому «юношеству», находящемуся в состоянии вынужденного ожидания, и, прямо или косвенно, признается взрослыми.
Образчиком тут служат распространенные воспитательные практики. Вплоть до 9–10 лет разнополые дети воспитываются вместе под присмотром женщин. Затем мальчики «из женских рук» переходят в мужские, и далее их образованием занимается отец или кто–то, кому была поручена эта обязанность. Девочки остаются, где были (или отправляются в другой специально выбранный дом), и постепенно обучаются ведению домашнего хозяйства. Этот период от 10 до 20–25 лет является временем максимального взаимного удаления полов.
Какие бы роли ни признавала за «аббатствами» община, социализация поведения их участников происходит в рамках двух категорий конфликтов. В первом случае это столкновение «сыновей», не имеющих доступа к власти, богатству и браку, и «отцов», которые своей волей определяют — причем в тех частях Франции, где распространено письменное право, целиком и полностью — их обзаведение хозяйством, материальное состояние и выбор партнера. Судя по толерантному отношению к юношеским корпорациям, такой способ коллективного существования молодежи представлялся старшему поколению предпочтительней уступок по перечисленным выше пунктам. Вторая категория конфликтов связана с соперничеством семей, и тут «юношество» обладает потенциальными возможностями посредничать между враждующими сторонами или отказаться участвовать в борьбе. Из литературных произведений мы в основном знаем, как это происходит на индивидуальном уровне, когда речь идет о возлюбленных или о паре друзей: такие попытки, как правило, приводят к катастрофе, как в случае Ромео и Джульетты, или к бегству, как это происходит с Жаком и Даниэлем в «Семье Тибо» Мартена дю Тара. Но не исключено, что до сих пор мы не замечали остававшегося в тени коллективного сопротивления.
Наконец, одна из важнейших функций «аббатств», которую они исполняют с молчаливого (по меньшей мере) согласия взрослой части общины, — это внушение молодым людям той сексуальной идентичности, которой требует общество, снабжающее их «безусловным и институциональным мужским статусом»[385]. Отсюда постоянное подчеркивание различий между полами и в конечном счете агрессивное отношение к женщинам. Такая агрессивность могла иметь индивидуальное выражение: скажем, четырнадцатилетний Валантен Жамере–Дюваль все время пытался договориться со своими нанимателями, среди которых были крестьяне, пастухи, мельники и т. д., что их жены не будут им командовать. Как легко догадаться, договоренности оставались мертвой буквой, из–за чего он постоянно переходил от одного хозяина к другому: «Не зная его [противоположный пол], я полагал, что оборонительный союз с мужчинами защитит меня от его нападок»[386]. Но группа, которая направляет и порой развязывает подобную агрессию, располагает более широким и эффективным набором средств выражения, мобилизуя и принуждая тех членов, которые предпочли бы остаться в стороне. Ее подспудные устремления проявляются в выборе жертв, становившихся объектом шаривари. Почему в качестве этих жертв выбираются как вдовцы, так и вдовы, повторно вступающие в брак, причем с более молодыми и ранее незамужними/неженатыми партнерами? Ведь женитьба на богатой вдове — в случае подмастерьев это часто жена покойного хозяина — для большинства молодых людей является самым желанным способом добиться повышения своего социального статуса. Почему в равной степени преследуется как мужской адюльтер, который напрямую затрагивает «молодежь», только если совершается с незамужней девушкой, так и женский, который может быть ей выгоден? Чем объясняется пристальное внимание к тем парам, где жена бьет мужа? С большой долей вероятности, желанием подавить женские посягательства на верховодство в семье
