От рассвета до полудня - [146]

Теперь на улицу вышел Мишка-воин и мужественно встал на охрану беззащитных синиц и воробьев.

Он был при оружии. Руки сжимали автомат, на боку висела шашка, а за поясом торчал наган. Возле калитки его поджидал тоже отобедавший и еще не успевший вываляться в снегу Саня.

— Саня! — встревоженно закричал Мишка. — Скорее бери свой автомат. Сейчас прилетит ястреб, он будет ловить воробьев и синичек, а мы их будем защищать.

Саня, сказав ни слова, развернулся на сто восемьдесят градусов, кинулся к своему дому за боевым оружием, шлепнулся посреди дороги, перевалился с боку на бок, вскочил и, больше уже ни разу не упав, благополучно скрылся за калиткой.

Не прошло и двух-трех минут, а они уже вдвоем с оружием в руках стояли посреди пустынной заснеженной улицы и зорко, настороженно всматривались в морозное безоблачное небо.

Вся сложность наблюдения за небом заключалась в том, что они не знали, с какой стороны надо ожидать нападения коварного ястреба. Можно было, конечно, сходить домой и спросить у бабушки, откуда он прилетел вчера, но ведь, пока ходишь туда да обратно, можно и прозевать его.

И они стояли, задрав головы и вперив очи в поднебесье.

Сколько они так простояли, рассматривая небо, сказать трудно, однако солнце уже стало светить косо и мороз покрепчал, когда из-за Саниного дома вылетел ястреб.

— Саня, бей! — закричал Мишка. — Ура!

Тррррр… Тррррррр… — затрещали они, задрав к небу автоматные дула.

Ястребок летел не спеша, лениво пошевеливая крыльями, внимательно рассматривая землю и не обращая никакого внимания на отчаянную автоматную пальбу и на двух сорок, летевших следом за ним и беспрестанно оравших что есть мочи.

Но вот автоматная трескотня прекратилась. Ястреб скрылся из поля зрения отважных воинов. Но еще до того, как ему скрыться, одна из сорок, Мишка очень даже хорошо заметил, как одна из сорок, продолжая истошно орать, повернула и быстро-быетро, что было сил, помчалась обратно. Вторая сорока отважно и упорно сопровождала ястреба. Так они и улетели вдвоем за крыши домов и купы деревьев.

Мишка насторожился. Почему одна сорока осталась с ястребом, а вторая сломя голову помчалась куда-то назад? Зачем? Почему? По он даже не успел прийти к какой-нибудь догадке, как горластая сорока, летавшая невесть куда и зачем, показалась снова в поле зрения отважных автоматчиков. Она спешила пуще прежнего, а за ней в суровом яростном молчании как-то боком спешили две огромные вороны. Они скрылись (это Мишка опять же хорошо заметил) точно в том направлении, куда проследовал в поисках жертвы величественно жестокий ястреб с сорокой позади.

— Сорока, что ль, за воронами летала? — таинственным шепотом спросил Мишка.

— Ага, — сказал Саня.

— Зачем?

— Я не знаю.

Мишка тоже не знал.

Они продолжали, задрав головы, рассматривать небо.

Некоторое время небо оставалось пустынным. А потом появился ястреб. Теперь он летел на весь размах сильных крыльев, безуспешно, однако, пытаясь увильнуть от нападавших на него то сбоку, то сверху добрых могучих ворон.

— Ура! — закричал Мишка. — Наши бьют!

И они с Саней принялись строчить из автоматов по ястребу, помогая добрым воронам.

И добрые вороны прогнали ястреба, наподдали ему как следует, чтобы в другой раз неповадно ему было нападать на синиц и воробьев. И уже пролетели, еле махая крыльями, сделавшие свое доброе дело, теперь молчаливые от усталости сороки, как солнце село на край земли, а вскоре и вовсе скатилось за землю. Наступили ранние зимние сумерки.

— Миша! — послышался от крыльца голос бабушки. — Пора домой, уже вечер.

И они разошлись по домам. До завтра. До нового, что-то новое несущего им дня.

Дома Мишка сказал:

— Баба, у меня руки-ноги так устали, что я сейчас на голове стану ходить.

— Этого еще только не хватало, — ответила бабушка. — Ложись-ка лучше спать. Целый день с утра до вечера, и все на ногах да на ногах. Такого и взрослый человек не выдержит.

— Завтра ворон надо будет покормить, — сказал Мишка раздеваясь.

— Пришлось понаблюдать за ними? — спросил дед.

— Еще как! — сказал Мишка. — Дед, отгадай загадку: жилет на букву "Л" — что такое?

— Не знаю, — признался дед.

— Сдаешься?

— Сдаюсь.

— Эх, ты! Лифчик!

Мишка засмеялся и нырнул под одеяло.

Нарушитель тишины и покоя

Без Мишки скучно. Ах как скучно! Сказать невозможно. Вот уехал утром с бабушкой в Москву, а дом вроде бы сразу наполовину опустел и в саду все притихло, опечалилось, осиротело. Даже велик, впопыхах притуленный Мишкой к кусту расцветшей сирени, и он не то задремал, оставшись без Мишки, не то вовсе пал духом.

А про Мишкиного деда и говорить нечего. Восседает на ступеньке крыльца, ворон подсчитывает, фордыбачится, делать ничего не желает, расхандрился так, что лучше не подходи!

Благо подходить особо некому. Только мудрый, рассудительный пудель Джим. Сидит черный Джим на плотной песчаной дорожке в некотором почтительном отдалении от деда на крыльце и, склонив голову набок, внимательно слушает, что говорит ему Мишкин дед.

— Уехать, бросить на произвол судьбы человека! Эю ли не измена? Небось гуляет, счастливец, мороже-ное ест, ботинки новые примеряет, и хоть бы хны ему. Ты слышишь меня, несчастный лес?