От рассвета до полудня - [130]

— Сплетни все, — говорит старуха.

Какие такие сплетни? Я один живу, дом большой, приволье. Хочешь — середь ночи радио на всю катушку запускай, так что соседские собаки с перепугу начи-нают почем зря брехать, хочешь — спи себе на здоровье. Поспишь, дом на замок — и в командировку, дня на три, а то и на все четыре. А вы кто такие будете? — вдруг обращается он к бабенкам. — Откуда такие?

— Рязанские. В гости приезжали, — говорит та, что с оранжевой головой.

— Мужья небось дома заждавшись, а вы по гостям шастаете?

— А у ней нет мужа, — смеясь, говорит желтоголовая.

— Нету? Тогда выходи за меня замуж. Обеспечу, как царицу. Очень даже просто. Ты мне сразу приглянулась. А я человек тверезый, тихий, одинокий-холостой. Хоть кого спроси. Никого у меня нет во всем белом свете.

— А зять-то, — говорит старуха.

— А что зять? Зять у меня майор. Они со второй моей дочкой на соседней улице квартируют совершенно отдельно и никак меня не касаются.

— А говорил, никого нету, — смеется старуха. — А, батюшки!

— Как это нету? Третья дочка в Москве, тоже замужем, первая, опять же замужем, в Уркуте живет. Знаешь такой город — Уркуту?

— И жена еще небось есть, — говорит старуха.

— Иго! — восклицает мужичонка. — Иго! Россия двести лет татарское иго терпела, а я тридцати не вытерпел, и она, башкирка, ушла от меня, в Уркуту уехала. Плюнула на все хозяйство и уехала к старшей дочке в Уркуту. У кого хошь спроси, не вру. — Он некоторое время умильно смотрит на бабенку в оранжевом платке. — Так ты выходи за меня замуж, а? Чего тебе одной, а я тебя, как царицу, обеспечу, дом у меня большой, все пристройки как есть под шифером, сад-огород. А я в командировках мотаю то туда, то сюда, не на кого дом оставить. Сиди себе отдыхай, семечки поплевывай.

— Стало быть, она тебе вроде собаки нужна — дом сторожить? — говорит та, что в желтом платке. — Хорош женишок выискался. — И, сказав это, высокомерно поджимает губы.

— Дом он и неогороженный простоит сто лет, — ничуть не обидясь, говорит мужичонка. — А мне одному — благодать святого духа! Пришел, что хошь, то и вытворяй. И никто слова сказать не посмеет. Некому. А у меня все есть. Дом большой, ужас как теплый, деньги тоже водятся. Вчера получил аванс сорок пять рублей. Тридцать дома оставил, пятнадцать с собой в командировку взял. — Он на мгновение задумывается, многозначительно уставясь в потолок. — Нет, вру. Не пятнадцать, а десять. Вчерась, домой ехавши, пол-литра купил и колбасы. Один, чего мне. Сам себе хозяин, благодать. Пришел домой, выпил стакан, задумался об жизни, и так мне тепло стало от выпитого, что печь даже не стал топить и уснул. Вот у меня какой теплый дом. Так что ж, поладим, а? — обращается он к оранжевой бабенке.

— Ишь ты, прыткий какой, — смеясь, говорит она. — Что ж, я так и буду неделями у окошка скучать, тебя, залетку, из командировки дожидаючи?

— Зачем скучать? Работа найдется. В городе картошку сади, капусту, огурцы, помидоры на зиму. Кур-свиней заведем, печь, тоже, когда холодно, топить надо, дрова колоть. Весь день займешь, не заметишь, как и пролетит, у окошка посидеть некогда будет.

— Тебе не жена нужна, а домработница, — говорит та, что в желтом, и опять же поджимает губы ехидным, высокомерным бантиком.

— Вот какие вы несговорчивые, — огорченно говорит мужичонка. — А я на все согласен. Если не хочешь хозяйство вести, иди на фабрику работать. У нас рядом ба-альшущая фабрика трикотажная. Три километра всего и ходу. Деньги в дом будешь приносить.

— А по ночам-то чего будете с ней делать, американское радио слушать? — спрашивает старуха.

— Это когда не спится, — не задумываясь отвечает мужичонка. — А я одинокий, холостой. Вчерась приехал, в доме холодина такая, что хоть в хоккей играй. Но я ничего. Хлыснул, согрелся, поспал, похмелился, дверь на замок, и давай тягу в командировку. Чин чином. Чего мне, одинокому? Верно? Что хочу, то и ворочу. Вот сейчас ехал-ехал, да взял и сошел в Зеленоградской.

— Зачем? — спрашивает старуха.

— Пивка попить. Попил и теперь вот с вами дальше еду.

— В командировку-то не опоздаешь?

— Успею. Никуда она от меня не денется. Сейчас переберусь на Киевский, прибуду в Кутуары, сяду в контейнер, и тягач поволокет меня в командировку. В Аксиньино. Не бывала там? Я тоже не бывал ни разу в Аксиньине. Какое там место, интересно знать. Есть там фабрики-заводы, промышленное производство? Например, в Звенигороде, сказывают, нет ни одной фабричной трубы, только дома отдыха да санатории пыхтят. Я тоже там не бывал. Командировка не выходила. Около выпадала, а туда никак. Хоть ты плачь, ей-богу, такая, жалость. Ну, так как же насчет женитьбы, а? — спрашивает он у оранжевой бабенки.

— Да разве так сватаются? — осуждающе говорит старуха.

— А иначе мне некогда, я человек командировочный, а на носу зима, дом под замком по три, а то и по четыре дня кряду стынет. Топить надо. Дом большой, справный, под шифером.

— Эка чем расхвастался, — говорит старуха.

— Как так — чем? — Мужичонка даже подскакивает, словно ужаленный. — Собственное хозяйство. Владения. Сад-огород. Одних яблонь пятнадцать корней, смородина, крыжовник, малина, вишня. Все запущено, уход должен. Постройки всякие под шифером. Ежели, положим, корову завести, теленок будет, опять же молоко, сметану можно гнать, масло, творог. А ежели кур, свинью супоросную, кабанчика.