От протеста к - сопротивлению - [20]

Если бы у нас в стране была оппозиция с настоящей политической альтернативой и шансами на успех на выборах, ликвидировать эту оппозицию, как показывает греческий пример, было бы раз плюнуть: практически бескровно, с невероятной легкостью, по сердечному согласию со всеми партнерами по альянсу[65]. Нужно только несколько танков, несколько тысяч пехотинцев, а парламент вполне мог бы и дальше заседать в Бонне.

Если бы я была канцлером — я бы послала Патакасу[66] 600–й «мерседес» и ящик сухого «Хенкеля»[67], а заодно и делегацию по обмену опытом: чтобы можно было дополнить и улучшить собственный проект Закона о чрезвычайном положении. Уж если что хорошо сделано — то это действительно хорошо сделано. Отдельные демократии в Западной Европе — это карточные домики. Когда хозяин захочет их использовать — он их рассыпает.

«Конкрет», 1967, №6

ГИТЛЕР В ВАС

Попытка превратить 12 лет германской истории в табу не удалась. Прецеденты — от Хёйзингера[68] до Фёрча[69], от Оберлендера[70] до Глобке[71], от Гейде/Саваде[72] до Эйхмана[73] — доказали, что в Германии образца 1961 года нельзя жить, не помня о Сталинграде и Орадуре, об Освенциме и Бухенвальде.

Между конфронтирующими сторонами — историей и политикой, обвинителями и обвиняемыми — стоит молодое поколение. Не виновное ни в преступлениях III Рейха, ни в ханжеской, фальшивой позиции послевоенных властей, оно оказалось прямо вовлечено в противоречия современности, столкнулось с необходимостью отвечать за то, чего не совершало. Но понимание, что молодое поколение не ответственно за преступления прошлого, — не основание для того, чтобы отказывать молодым в праве обсуждать это прошлое. С другой стороны, это и не основание для того, чтобы молодые игнорировали проблемы современности.

И ведущей здесь становится роль студенчества. Студенчество, как никакой другой общественный слой, имеет доступ к источникам информации и фактам. А спустя несколько лет сегодняшние студенты станут преподавателями в школах и университетах, государственными служащими — и должны будут сами проводить в жизнь все то, чего сегодня требуют от властей.

В связи с процессом Эйхмана Дитер Биленштейн — референт по связям с прессой Союза немецких студенческих организаций — попытался на страницах бюллетеня «Службы немецкой студенческой прессы» высказать точку зрения студентов на происходящее. Нам кажется, что написанное им далеко не в полной мере отражает эту точку зрения, но оно настолько примечательно, что хочется его процитировать (а затем и кое–что добавить от себя):

«С процессом Адольфа Эйхмана вопрос о позоре нашей истории вновь встал перед нами. Если коротко, то мы не можем согласиться с предлагаемой нам точкой зрения, будто какие–то «другие» были убийцами, а «мы все» это всего лишь «терпели». Представители старшего поколения должны вспомнить, что на стенах домов висели нацистские плакаты «Жид, сдохни!», а они, эти представители старшего поколения, несмотря на все это — а вероятнее, именно поэтому — голосовали за Гитлера. Затем ночью или по утренней зорьке стали исчезать друзья и соседи — евреи, а «мы все» молчали, не рискуя спросить «куда?» — вероятно, происходящее «нас» вполне устраивало. Процесс Эйхмана разыгрывается здесь, между нами, даже если формально он проходит в Иерусалиме. Ответственны «мы все», а некоторые сверх того должны быть названы компетентными органами как прямые виновники или соучастники преступлений. Мы должны признать их виновными даже в том случае, если они хотели не лично совершать преступления, а «всего лишь» управлять преступлениями или «облегчать страдания» жертв[74]. Кое–кто из преступников того времени, наверное, даже может быть оправдан — в случае, когда он из двух зол выбирал меньшее. Но доступ к положению в обществе ему должен быть раз и навсегда перекрыт: участие таких «виновных/невиновных» в преступлениях нацизма в нашей демократии действует на нее подобно яду — в том числе и потому, что выступает в качестве оправдания для нераскаявшихся нацистов, вновь рвущихся занять самые высокие посты.

Студенчество во времена Веймарской республики проявило себя как воинствующая антисемитская сила задолго до того, как национал–социалисты заставили всех говорить о себе. В 1926 году Союз германских студентов — после проведения всеобщего голосования — принял постановление «О расовых признаках как условии членства в союзе» и на основании этого постановления исключил из союза студентов–евреев. Манифестации ненависти и публичные сжигания книг после прихода нацистов к власти в большинстве случаев устраивались именно студентами. Потом появились требования, чтобы академики–евреи не имели права работать с документами на немецком языке, а исключительно с еврейскими или иными иноязычными текстами. Следствием этого явились увольнения евреев–доцентов — а студенчество рукоплескало или (в лучшем случае) молчало. Томаса Манна лишили почетной докторской степени Боннского университета; коричневая униформа затопила всё. И нельзя сегодня замалчивать, что все эти антисемитские настроения, вся эта ненависть и все эти кампании дискредитации [ученых–евреев] расцвели еще в 20–е годы — и что именно традиционалистские студенческие объединения (в первую очередь «Круг учащихся высших школ германского типа») и были организаторами и рассадниками тогдашнего нездорового духа.