От первых проталин до первой грозы - [36]

- Когда же мы пойдём? - спросил я.

- Да я бы думал - сегодня, если у тебя особо срочных дел не имеется.

- Какие там дела! - обрадовался я. - Идём, прямо после обеда идём.

- После обеда так после обеда, - согласился Михалыч. - Хотя это время, друг мой, природой отведено для небольшого раздумья.

- Нет-нет, никаких раздумий! - заволновался я. - А то скажете, что полчасика подумаете, а проспите до самого чая, а там и идти некогда.

- Ну что же, значит, на сегодня раздумье отменяется, - грустно вздохнув, согласился Михалыч.

Сейчас же после обеда мы отправились к Петру Ивановичу. Он жил на нижней улице у самой речки. Домик крошечный, в два окошка, и почти совсем в землю врос. Крыша тесовая, лишайниками, мохом обросла. А вокруг домика густые зелёные кусты сирени и жасмина. Из-за них только крыша виднеется да краешек белой, вымазанной мелом стены. Не домик, а настоящий гриб боровик или, ещё вернее, сказочный лесной теремок, в котором живут Мышка-норушка да Лягушка-квакушка.

Когда входили внутрь, Михалычу пришлось согнуться в три погибели, и всё-таки он больно стукнулся головой о притолоку.

Вошли. Я так и замер от восторга, даже с места! сдвинуться не могу. Это же и вправду терем-теремок. Весь домик внутри-только одна комната, но зато какая! Все стены клетками увешаны, и под потолком! тоже клетки. А в них разные птицы. Крик, писк, чириканье, будто не в комнату, а утречком в лес вошёл.

Посреди всех этих птиц за столом сам Пётр Иванович. Сразу он мне показался тоже вроде большой старенькой птицы. Лицо худое, жёлтое, нос длинный, как клюв. А на голове жиденький седой хохолок, будто его кто-то немножко выщипал.

Пётр Иванович сидел у стола и крошил на него творог - кормил скворца с завязанной ножкой.

- Кто там пожаловал? - не отрываясь от своего дела, спросил он.

- Мы, Петр Иванович, - ответил Михалыч. - Пришли больного навестить.

- А, доктор, да ещё с сынком! - воскликнул старичок. - Проходите, проходите. Я сейчас… - И, обращаясь к скворцу, сурово добавил: - Уродничаешь, не хочешь есть, и не надо!

- Хочу, хочу! - хрипло закричал скворец, пытаясь щипнуть хозяина за палец.

- Ничего ты не хочешь! - сердито ответил тот. - Только балуешься!

Мы сели возле стола на табуретки.

- Ну вот и всё моё хозяйство! - сказал, улыбаясь, Пётр Иванович, показывая рукой на птичьи клетки. - Так с этими дурачками и живу весь свой век. Я их пою, кормлю, а они мне песенки распевают. А вот это - ваш больной. Видите, какой озорник.

Пётр Иванович подставил скворцу ладонь. Тот сейчас же вскочил на неё и принялся щипать клювом за пальцы.

Михалыч надел очки, желая получше разглядеть, как держится гипсовая повязка на ножке птицы.

Пётр Иванович пододвинул руку поближе.

Тут скворец оставил в покое пальцы хозяина. Он приподнял головку, поглядел на Михалыча и потянулся клювом к его очкам.

- Стащит, стащит! - заволновался Пётр Иванович, отдёргивая руку вместе со скворцом.

- Ах ты, плутишка этакий! - засмеялся Михалыч. Он внимательно осмотрел больную ножку птицы и остался доволен.

- Всё в порядке, зажило отлично, - сказал Михалыч. - Но повязку снимать, пожалуй, рано. Пусть походит в ней ещё с недельку. Ножку она не давит, а всё-таки это поддержка, на кости меньше нагрузки.

Потом мы стали осматривать других птиц. Кого-кого тут только не было: чижи, щеглы, синицы, овсянки, поползни… Я уж всех и не упомню. Очень многие жили у Петра Ивановича по нескольку лет. Они были совсем ручные: вылетали из клеток, носились по всей комнате, а потом сами же возвращались обратно в свой домик.

- Они у меня и по воле летают, - сказал Пётр Иванович. - Я их почти каждое утро прямо в клетках в сад выношу. Открою дверцы - пусть погуляют, крылышки поразомнут.

- А не бывало такое, что совсем улетят? - спросил Михалыч.

- Как не бывало! Всякое случается, - добродушно отвечал Пётр Иванович. Иная по дурости улетит, а иная с пути собьётся, дорогу обратно в свой дом не найдёт. А какую ястреб на грех поймает. этого, чтобы совсем не пропадали, никак нельзя.

- А как же вы их ловите? - заинтересовался я.

- Ловлю-то как? Да по-разному: и сеткой, и западнями, и плёнками. Для разных птиц разные способы имеются. Вот если интересуешься этим делом! сынок, отпросись у папаши да приходи ко мне пораньше утречком, на зорьке. Вместе на ловлю сходим, тогда и сам увидишь.

- Михалыч, можно сходить? - тут же попросил я.

- Я-то считаю, что можно, - ответил он. - Boт только, как «главное начальство» на это дело посмотрит. Попробуем уговорить, может, и отпустит.

- Это какое же начальство? - осведомился Пётр Иванович.

- Да мама, мама моя! Ну-ка не пустит. Скажет куда такую рань, ещё спать надо.

- Ага, мамаша, значит! - закивал головой старичок. - Это верно, раненько вставать приходится! Ну, да ничего. Я сам за тобой уж зайду, вместе попросим мамашу, может, и разрешит.

- А не жаль вам, Пётр Иванович, круглый год птиц в неволе держать? - спросил Михалыч. - Ведь на воле-то, особенно летом, куда им привольней, чем в тесной клетке.

- Это так, это действительно так! - сейчас же согласился Пётр Иванович. - Действительно, много жестокости в том, что мы вольную птицу воли лишаем.