От первых проталин до первой грозы - [16]

Но мама только отмахивается:

- Ну вас совсем, страшно глядеть! Она поспешно уходит, а мы продолжаем прерванное занятие.

В эти весенние дни Михалыч не только готовился к охоте - он уже раза два побывал на ней, правда пока без результата. Говорит: ещё рано, холодновато в лесу, и вальдшнепы плохо тянут.

Но вот как-то днём небо заволокли тучи, блеснула молния, и над нашим домом треснул, оглушительно загрохотал первый раскат грома.

Где-то хлопнула дверь, по комнате пробежал холодок, послышался голос мамы:

- Затворяйте фортки, гроза!

В доме сразу потемнело. А сквозь стёкла окна я увидел, как голые вершины берёз в саду будто покосились все в одну сторону и затрепетали ветвями. Вспышка молнии, ещё удар грома, и вот уже крупные капли дождя забарабанили по крыше, по стёклам окон.

В это время входная дверь широко рас-пахнулась, в переднюю вошёл Михалыч. На его шляпе, на пальто тёмными кружками виднелись следы дождя, на носу сверкала крупная капля, а всё лицо так и сияло.

- Поздравляю с первой грозой! - объявил он. - Вот теперь сразу потеплеет. - Он многозначительно взглянул на меня. - Ну-с, молодой человек, если к вечеру дождь утихнет, не проехать ли нам с вами в лес, не поглядеть ли, как там наши долгоносики поживают? После тёплого дождичка они, наверное, хорошо потянут!

Я с мольбой и надеждой взглянул на маму: позволит или нет.

- Да уж поезжайте, что с вами поделаешь!

В ответ я издал такой торжествующий крик, что толстый кот Иваныч от испуга спрыгнул с дивана, и стрелой взлетел на шкаф.

«Только бы дождик не помешал!» - волновался я.

Но не прошло и получаса, как ливень кончился, тяжёлые тучи свалились за вершины сада выглянуло солнце и тёплая мокрая земля во дворе и в саду будто задымилась.

После обеда начались сборы на охоту. Я оделся в короткую тёплую куртку и с грустью стал натягивать на башмаки глубокие калоши. «Ну какой же охотник ходит в калошах!»

- А вот это от меня подарок! - неожиданно сказала мама, входя в комнату и протягивая мне настоящие новенькие сапоги.

У меня даже в глазах потемнело. Я схватил сапоги, не помню уж, поблагодарил ли за них. Но что могут прибавить слова там, где и так всё понятно без всяких слов.

Короткая курточка и брюки, заправленные в сапоги, - это уже не шутка!

Я сразу почувствовал себя настоящим охотником. Очень хотелось проскакать козлом, но никак невозможно. Я сунул руки в карманы и степенно прошёлся по комнате, с наслаждением принюхиваясь к кисловатому запаху свежей яловичной кожи, который, как аромат духов, струился от моих новых сапог.

Я прохаживался взад и вперёд, а мама стояла в уголке и с улыбкой поглядывала на меня. Трудно сказать, кто в эту минуту из нас двоих был счастливее.

Вдруг за дверью послышались уверенные шаги. Вошёл Михалыч, уже готовый в путь, в ватной куртке, в сапогах и к тому же ещё с ружьём, с патронташем, с сумкой для будущей дичи.

- Э-э, брат, - воскликнул он, взглянув на мои сапоги, - да ты совсем по-настоящему, - по-охотничьему! Вот это дело! Ну, пошли, пошли, нечего зря время тратить.

Мы вышли на крыльцо. И тут совсем неожиданно Михалыч снял с плеча ружьё и подал мне:

- Подержи-ка, а то мешает править.

О счастье! Я не только в сапогах, но и с настоящим двуствольным ружьём. Сейчас поедем по улице. Наверное, все будут смотреть на меня.

Мы уселись в шарабанчик и покатили.

В этом году, после зимы, я ещё первый раз ехал не на санях, а на колёсах. Как весело тарахтят они по неровной булыжной мостовой! Михалыч правит, а я сижу рядом и держу в руках ружьё, держу так, чтобы его было как можно лучше отовсюду видно. Пока проезжаем по городу, на каждом шагу попадаются знакомые. Мы со всеми здороваемся, и все они, конечно, с уважением, а может быть, и с завистью поглядывают на выставленный мной из шарабана сапог и на моё ружьё. Несомненно, они уверены, что это именно моё ружьё, а Михалычево лежит тут же, где-нибудь на сиденье. Но вот городок остался позади, и мы шибко покатили по ровному, гладкому шоссе.

Кругом поля. Молодые озими уже очнулись от зимнего сна, стоят ровные, зелёные, местами даже загустели. Тут и там по яркой, сочной зелени разгуливают грачи или летают над полем, весело покрикивая: «Гра-гра-rpa!» Михалыч натягивает вожжи, останавливает лошадь, чтобы достать папиросу и закурить.

- Слышишь, Юра? - говорит он, к чему-то прислушиваясь.

Я сразу понимаю, о чём идёт речь. Откуда-то с высоты доносятся неумолкаемые песни жаворонков. Они звенят и справа и слева, звучат отовсюду. Всё небо, весь воздух наполнен ими. А самих певцов сразу и не заметишь. Да вон, вон один из них будто повис на невидимой нитке и дрожит высоко-высоко над полем.

Чиркнула спичка. Приятный дымок от папиросы пахнул мне в лицо. Мы поехали дальше.

- Михалыч, это кто там летает? - спросил я, указывая на двух птиц с галку величиной.

У них были чёрные крылья и чёрная голова, а брюшко совсем белое. Они забавно гонялись в воздухе друг за другом, кувыркались на лету, будто играя, и громко, хриповатыми голосами покрикивали. Казалось, они спрашивали друг друга: «Чьи вы, чьи вы?»

- Неужели не узнаёшь? - удивился Михалыч. - Да это же чибисы. Я в прошлом году такого с охоты привёз.