От первых проталин до первой грозы - [10]
Как они хороши! Все иссиня-чёрные, только вокруг клюва широкое белое пятно. За это грачей и зовут белоносыми.
В нашем саду грачи все берёзы гнёздами позастроили. На некоторых сучьях прямо гнездо к гнезду. Я, как-то смотрю на них и вижу: из одного гнезда чёрный хвост торчит, и из другого тоже, Чуть-чуть друг друга хвостами не задевают. И ничего - сидят, не ссорятся. А вечером, как рассядутся по сучьям, такой гвалт поднимут - за версту слышно. Мама сердится, уши затыкает.
- Прямо житья нет, - говорит, - даже голова разболелась.
А вот нам с Михалычем их гвалт очень нравится. Михалыч, бывало, нарочно выйдет под вечер из дома, сядет на лавочку, слушает да похваливает:
- Отлично поют! Милые птицы, первые, к нам весной прилетают.
Послушав грачей, Михалыч обычно возвращается домой, идёт к себе в кабинет. Там, на стене, напротив письменного стола, висит его любимая картина художника Саврасова: «Грачи прилетели».
Я тоже очень люблю смотреть на эту картину, особенно под вечер. Лучи заходящего солнца розоватым светом разливаются на стене. Вот они осветили картину, и вмиг оживает старая берёзовая роща, и ветхая колокольня за ней, и уходящие вдаль протаявшие весенние поля. Мне кажется, что я вижу всё это вовсе не на картине, а просто гляжу через окно на наш двор, на наши берёзы, на проталины в полях за рекой. Михалыч тоже частенько, сидя под вечер в кресле, смотрит на эту картину, смотрит и улыбается. И лицо у него тогда какое-то особенно доброе н счастливое и немножко грустное.
- Удивительная картина, - тихонько, как бы про себя, говорит он, - такая простая и такая глубокая! Глядишь на неё - и невольно вспоминается детство, первая весна, первые радости и невзгоды… Замечательная картина!
Я сижу обычно тут же, в уголке дивана, слушаю Михалычевы слова. Я плохо их понимаю. Но и мне почему-то становится особенно хорошо на душе, хорошо и тоже немножко грустно, и жаль старенького Михалыча, и хочется вместе с ним пойти далеко-далеко, туда, в эту тёплую весеннюю даль.
КОМУ ШУТКИ, А КОМУ И НЕ ДО ШУТОК
Михалыч вернулся с работы очень весёлый и возбуждённый.
- Ну, ребятки, - сказал он, входя в столовую, - весна пришла, настоящая весна. Сейчас иду из больницы, поглядел на поле за Казачью слободу, а бугор-то местами голый. Ночью дождичек был, снег с бугров и согнало.
Серёжа тоже подтвердил: из окон их школы видны за городом, в полях, первые проталины.
- Ох и досталось Борьке Денисову из-за этих проталин! - засмеялся он.
- Досталось? А при чём тут проталины? - заинтересовалась мама, садясь за стол и наливая Серёже суп.
Я сразу насторожился. Рассказы Серёжи про школу, где он учится и где с осени и мне предстоит учиться, меня живо интересуют. Это не казённая школа, а частный пансион. Его организовала у себя на дому одна важная и сердитая старуха - Елизавета Александровна Соколова, или, как её потихоньку зовут ребята, «бабка Лизиха». Она сама там и учит, готовит мальчиков и девочек в разные классы гимназии. О том, как Лизиха учит, я довольно уже наслушался от Серёжи. И всё-таки каждый новый рассказ слушаю с каким-то жутким замиранием сердца. А Серёжа, уплетая суп, весело говорит:
- Отсадила Елизавета Александровна Борьку за отдельный стол, чтобы он французские слова учил, не отвлекался. А стол у самого окна. Вот Борька в окно глядит, ничего не учит, одно и то же слово твердит: «Сортир - выходить, сортир - выходить…» Громко твердит, нараспев, на разные голоса выводит. Мы тоже каждый своё во весь голос зубрим. Галдёж такой стоит, ничего не поймёшь. Но Елизавета Александровна Борькино «пение» всё-таки услышала. Глядим: встаёт и потихонечку к Борьке подкрадывается. Хвать его за ухо, он так и подскочил: «За что вы меня?» - «За ухо, негодяй». - «Я ж ничего не сделал». - «За это и деру, что ничего не делаешь. Покажи, сколько слов выучил». А он, а он… - Тут Серёжа не выдержал и прыснул со смеху. - А он, он за два часа только одно это слово и осилил. Елизавета Александровна как начала его линейкой обхаживать. Кричит: «На кого ты всё время в окно глаза таращил?!» Борька отвечает: «На проталинки». - «Ах, на проталинки! Так вот тебе, вот тебе!..» - И Серёжа снова залился весёлым смехом.
Смеялись и Михалыч и мама.
- Ох, негодник, негодник! - повторял сквозь смех Михалыч. - Выдрали, говоришь, как Сидорову козу, и поделом. Зато уж он теперь на всю жизнь эти проталинки запомнит.
Все смеялись, только одному мне было совсем не до смеха. В голове мелькали страшные мысли: а что, если и меня свирепая бабка Лизиха будет вот так же драть? Какой ужас!
ШКОЛА БАБКИ ЛИЗИХИ
Мама с Михалычем очень часто говорили между собой про бабку Лизиху. К их разговорам я тоже всегда со страхом и с любопытством прислушивался.
- И охота Елизавете Александровне на старости лет с ребятами возиться! - удивлялся Михалыч. - Просто понять не могу, зачем ей это нужно? Неужто ещё денег мало?
- При чём тут деньги? - возражала мама. - Просто не может жить без учения, без ребят. Это её страсть, как ты понять не можешь! Обожает ребят, вот и всё.
- М-да-а! Обожает! - недоверчиво усмехался Михалыч. - Обожает, а линейкой лупит, хорошо обожание! Ну да, впрочем, в этих делах я не знаток.
