От первого лица... (Рассказы о писателях, книгах и словах) - [27]

Самые изощренные тренировки, самый авторитетный инструктаж, самые резкие угрозы бесплодны, когда человек в крити­ческих обстоятельствах теряет веру в свои творческие силы. Недаром Гёте любил биб­лейскую притчу о Петре, который стал то­нуть оттого, что поддался малодушию.

Знаменательно, что даже в те годы Гёте, кроме традиционной веры, упирал и на при­сутствие духа, как бы следуя мудрой по­словице: «На бога надейся, а сам не пло­шай». И глубоко религиозный Н. Федоров для исполнения своего безумного проекта уповал не на бога, а в первую очередь на совокупный гений человеческого общества.

Грин в своих сочинениях непрерывно пы­тается разбудить веру человека в себя, постоянно возбуждает симпатию к тем, кто в необычных ситуациях не полагается ни на бога, ни на черта, а надеется исключи­тельно на свои человеческие ресурсы.

В «Бегущей по волнам» есть такой эпи­зод: увидев с борта корабля неприступный остров Фрези непременно захотела побы­вать там. Офицер шутливо говорит девуш­ке: «Вы так легки, что при желании могли бы пробежать к острову по воде и вернуть­ся обратно, не замочив ног». Что же вы ду­маете? «Пусть будет по-вашему, сэр,— ска­зала она.— Я уже дала себе слово быть там и сдержу его или умру». И вот, прежде чем успели протянуть руку, вскочила она на по­ручни, задумалась, побледнела и всем мах­нула рукой. «Прощайте! — сказала Фрези.— Не знаю, что делается со мной, но отсту­пить уже не могу». С этими словами она спрыгнула и, вскрикнув, остановилась на волне, как цветок. Никто, даже ее отец, не мог сказать слова, так все были поражены. Она обернулась и, улыбнувшись, сказала: «Это не так трудно, как я думала».

Навязчивая вера в то, что человек обла­дает какой-то скрытой силой, которая спо­собна преодолеть объективные законы, об­щеизвестна. В Индии в пещерах Эллара высечен барельеф «Полет». Он исполнен на­столько искусно, что чувствуешь — изящ­но изогнутая фигурка человека действитель­но летит, и летит не вниз, а вверх, хотя она не снабжена ни крыльями, ни какими-либо другими летательными принадлежностями.

Много веков одна и та же мечта катится по одной и той же дороге.

Примерно через сорок лет после того, как Грин написал «Блистающий мир», поя­вился рассказ Э. Ионеско «Воздушный пе­шеход», переделанный впоследствии в пьесу. В рассказе повторяется выдуман­ный Грином летающий человек. Удивитель­но повторяются там и мысли Грина.

«Может быть, нам лень помешала поте­рять эту привычку, это ощущение поле­та,— рассуждает герой Э. Ионеско.— Если нам нужны специальные снаряды, чтобы ле­тать, это неестественно. Обычно это назы­вают прогрессом. Но разве прогресс — за­ставлять человека ходить на костылях? Вскоре. если мы будем не осторожны, мы забудем привычку ходить».

Оба произведения заканчиваются невесе­ло.

Улетев за пределы нашего абсурдного мира и дальше, за пределы гипотетическо­го антимира, герой Э. Ионеско обнаружи­вает только «пропасти, пропасти, пропа­сти ...». И автор и герой отрицательно отве­чают на предположение Камю о возможно­сти морали «по ту сторону абсурда». Куда ни залети, не найдешь ничего, кроме без­донных пропастей.

Друд из «Блистающего мира», легкой пти­цей паривший над ночными городами, мо­рями, скалами, в конце концов выбрасы­вается из окна и разбивается насмерть. Ту­пая, сплоченная взаимной ненавистью сила мещанства не терпит настоящего человека. Его затравили.

Но между рассказами Ионеско и Грина есть принципиальная разница.

Герой Ионеско — иллюстрация пессими­стической мысли, и не больше. А Друд, и Ассоль, и Фрези — символы духовного со­вершенства. И мы верим в них не только потому, что хотим, чтобы они были, но и потому, что наделенные их качествами лю­ди существуют в действительности. Это ве­ликие мыслители, революционеры, писате­ли, скульпторы — словом, все те, описание жизни которых обозначается метафорой «горение».

Поэтому и трудно отнести А. Грина к раз­ряду писателей-фантастов, не смотря на то, что количество невероятных выдумок в его сочинениях больше, чем у Эдгара По, Жю­ля Верна и Э. Гофмана, вместе взятых.

Грин верит, что творческое начало возь­мет верх и убьет в любом человеке бацил­лы обывателя. Но он по опыту знал, что нести бремя совершенства — дело непростое, нелегкое. Придется распрощаться со спо­койствием, безмятежным самодовольствием. Совершенство требует постоянной мобили­зации духовных сил, постоянного расходо­вания нервной энергии. Это тот самый «ад сознания», от которого так измучился Галиен Марк, но к которому все-таки вернул­ся... Это состояние, которое дает право млекопитающему, стоящему на двух ногах, называться человеком.

В удивительные истории Грина веришь, потому что смутно чувствуешь скрытые за­пасы атомной энергии своей души.

«Я верю потому, что от этой истории хочется что-то сделать». Эти слова Дези из «Бегущей по волнам» годятся эпиграфом ко многим рассказам А. Грина.

СТАТЬЯ ТРЕТЬЯ

ИВАН БУНИН. «ЖИЗНЬ АРСЕНЬЕВА»

Из всех читанных мною книг эта, пожалуй, самая печальная. Она пронизана грустью вся, начиная с первых, возвышенно-скорбных слов: «Вещи и дела, аще не написаннии бывают, тмою покрыва­ются и гробу беспамятства предаются, написаннии же яко одушевленнии...» — и кон­чая пометой в самом конце: «1927-1929, 1933. П р и м о р с к и е  А л ь п ы».