От пчелы до гориллы - [34]

Здесь рождается еще одна совершенно неожиданная гипотеза; она возникает как следствие рассуждений о содержании азота в цветочной пыльце. Из весьма многочисленных опытов, проведенных Луво, можно действительно сделать вывод о совершенно различном содержании азота в пыльце различных растений, а следовательно, и о совершенно различной их питательной ценности. Если разбить пыльцу на несколько групп по признаку убывающего содержания азота, то мы ясно увидим, что есть семьи, которые отдают предпочтение всем растениям с богатой азотом пыльцой, тогда как другие предпочитают пыльцу со средним содержанием азота или бедную азотом. Сохраняющееся из года в год предпочтение, например предпочтение, оказываемое некоторыми семьями иве, ни в какой мере не объясняется памятью о самой иве, а лишь потребностью найти самую богатую азотом пыльцу, — у пчел этой категории нет большого выбора. Точно так же семьи, перевезенные из других районов, предпочитают определенный процент содержания азота, что отличает их от местных пчел, выделяя в особую категорию.

Можно возразить, что это лишь способ уклониться от решения проблемы. Кто же испытывает потребность в азоте — матка или рабочие пчелы? Луво смог ответить на этот вопрос, рассматривая различия в развитии пчелиных семей, которые бывают весьма значительными. Семьи, предпочитающие богатую азотом пыльцу и посещающие лишь немногие растения, — это в то же время самые сильные семьи с наиболее ранним развитием, и наоборот. Итак, в данном случае играет роль вполне определенное, носящее наследственный характер отличие одной семьи от другой — определенный ритм развития. А поскольку все в конечном счете зависит от темпов откладывания яиц маткой, то и ключ к решению проблемы нужно искать здесь. А что случится, если в семью парижских пчел подсадить матку, вывезенную из Прованса, или наоборот? Это вопрос, на который мы еще не можем дать ответа, — опыт очень сложен, и до сих пор не удалось его осуществить.

Попытка обобщения

Пусть читатель не создает себе иллюзий: быть может, предыдущие страницы показались ему слишком насыщенными разными подробностями, а тема — исчерпанной. Между тем это лишь беглое, очень неполное и сжатое изложение нескольких ярких моментов в поведении пчел. Мы не сказали ничего существенного о таких, например, вопросах, как питание или физиология размножения, в изучении которых за последние годы достигнуты просто потрясающие успехи. Но уже и сейчас можно попытаться сделать некоторые обобщения. Какая же странная картина предстает перед нашими глазами!

Мы могли бы сделать отправной точкой какое-нибудь непродуманное уподобление общества пчел обществу млекопитающих или птиц; но на той ступени, которой мы достигли, мы прекрасно отдаем себе отчет в том, что речь идет совсем о другом.

По моему мнению, — и это мнение многих биологов — мы сталкиваемся здесь с организмом нового типа. Пчелы в изолированном состоянии — это обычные перепончатокрылые насекомые, к числу которых относятся также осы и муравьи; от насекомых, ведущих одиночный образ жизни, пчел отличает одна черта: они не способны жить в изолированном состоянии, и смерть их в этих условиях наступает спустя несколько часов; так обстоит дело не только с пчелами, но также с муравьями и термитами.

Это странное и не имеющее объяснения явление, заключающееся в том, что изоляция вызывает смерть, до сих пор привлекало недостаточно внимания: оно характерно для общественных насекомых и только для них. Разве не напоминает это отдельные клетки или органы, которые не могут долго существовать самостоятельно, когда нарушены их связи с организмом? Явление того же порядка, но еще более курьезное, наблюдается у губок. Тело губки состоит из клеток, снабженных воротничком и жгутиком; эти клетки окружают центральную полость. Оказывается, губку можно раздробить на отдельные клетки, пропустив ее через сито. При этом на дне таза образуется красноватая жижа; через некоторое время в жидкой сплошной массе намечаются более или менее шаровидные скопления, затем они объединяются, возникает центральная полость — и губка воскресла. Не напоминает ли вам это пчел Леконта, которые собирались группами вокруг небольшой клетки из металлической сетки, где сидело взаперти несколько их соплеменниц? Или гирлянду строительниц, так хорошо видную в стеклянном улье, или неподвижно застывший зимний клуб, испещренный темными полосами более плотных скоплений пчел, клуб, медленно деформирующийся, в то время как в нем копошатся и деловито снуют рабочие пчелы? Достаточно признать за клетками губки чуть больше независимости, и получилось бы нечто весьма близкое к пчелам.

Рассмотрим эту гипотезу, примем семью за некий падореанизм, в котором отдельная пчела — всего лишь небольшая частица, не имеющая серьезного значения и почти лишенная индивидуального существования. Тогда стоящие в глубине нашего сада деревянные домики, из которых вылетают сборщицы, приобретут новый смысл. Внутри каждого из них скрыто существо довольно объемистое, весом 4–5 килограммов (в килограмме содержится 10 тысяч пчел). Оно имеет остов (восковые соты) и характеризуется гермафродитизмом (органы размножения — яичники матки и семенники трутней). Речь идет, очевидно, о сезонном гермафродитизме — трутни появляются только летом, а потом исчезают; но это неважно — нам известен не один случай сезонного гермафродитизма у других животных. Дыхание обеспечивается движением крыльев пчел-вентиляторщиц, которые удаляют из улья застоявшийся или слишком влажный воздух с такой силой, которая заставляет отклоняться пламя свечи; в недрах этого существа идет обмен, причем, как мы видели, очень активный (это показано при помощи радиоактивных изотопов). Правда, обмен этот осуществляется не по венам и артериям, но в конечном счете обмен пищей и семейными гормонами