От наркомана до миллионера - [11]

Меня каждый раз отмазывала мама. У нее были хорошие связи в милиции. Может быть, когда-то начальник отделения лежал перед мамой со вскрытым животом?.. Врач оперировал, она ассистировала, от них зависела жизнь милиционера. И вот теперь он ее сына арестует? Да никогда в жизни! Прикажет подержать в обезьяннике для острастки до утра и отпустить.

Но мы с моим другом Серегой ходили по грани и посадить нас было за что. Да хотя бы за лавочки… Домоуправление закупило добротные дюралюминиевые лавочки и установило в нескольких дворах у подъездов, у детских площадок. Красиво, удобно, самим бы пригодилась садовая мебель вечером в карты поиграть. Но нет, два негодяя, Антошин и Князев, договорились со знакомым водителем грузовика и за одну ночь вывезли все лавки в скупку металла.

Однажды утром выхожу из дома и вижу — у подъезда стоит «бобик». Менты из нашего отделения, почти всех я имел несчастье видеть. Но я им улыбаюсь.

— Доброе утро! Кого ждете?

— Иди, давай, — отвечают совсем не приветливо.

Ну, я и иду, не спеша. Но они окликают:

— Эй, стой! Фамилия?

— Антошин.

— Тебя и ждем. Садись.

Ничего объяснять не стали, привезли в отделение. Сперва меня допрашивали опера, потом следователи. Оказалось, два дня назад Серега ночью ломанул кладовку. В числе прочего добычей оказались два больших мотка медной проволоки. Может быть, хозяин кладовки сам стащил их с какого-нибудь завода. Так что проволока поменяла владельцев… Обычное дело в годы развала страны. Серега все спрятал у себя в кладовой. Утром принес мне ключ от нее, сказал, что есть металл, и пошел спать. Я все реализовал.

Плох тот вор, который заранее не договаривается с подельником, как вести себя и что говорить на допросе. Серега где-то допустил прокол. Может быть, его кто-то видел с добычей, может быть, его зафиксировала камера наблюдения. Меня взяли только потому, что все знали — мы с Князем лучшие друзья. Меня он не выдал, все взял на себя.

Я позвонил матери. Она, подняв свои связи, снова меня отмазала. Но пока шло разбирательство, в камере я посидел, понюхал, чем пахнет тюрьма. Нечего там делать, что тут говорить… Чуть позже мама отмазала и Серегу.

У всех людей биография делится на определенные этапы в разных областях — физиологии, образования, личной жизни и пр. У наркомана к этому добавляется еще одна область — тяга. С тринадцати лет я сидел на анаше. Около года нюхал клей. Смотреть в подвале «веселые картинки» мне, конечно, было интересно. Но я бросил токсикоманию из природной брезгливости. Мне уже мерещился тошнотворный запах «Момента» и, казалось, я не отмоюсь от него никогда.

План — убойная вещь, но уже хотелось чего-то большего. Некоторые из моих старших друзей стали подкалываться. Сами они особенно не распространялись, но слухами земля полнится.

И, надо заметить, тогда в нашей среде отношение к опиатной наркомании совсем не совпадало с отношением к ней же в массовом сознании, с тем, что пропагандировалось. Мы тогда еще не знали истинное лицо наркомании. Наркоман в нашем представлении вовсе не был исхудавшим молодым человеком, выглядящим в двадцать на все пятьдесят, валяющийся в грязном притоне, жадно ищущий, у кого бы занять денег на «шарик» и готовый на всё ради укола. В нашей среде тех, кто в теме, наркоманов, уважали. Наркоман тогда, в те годы, когда мы еще не знали про СПИД и гепатит «В» — это элита общества и икона стиля. Он красиво и модно одет, у него дорогие сигареты, с ним хотят дружить, с ним охотно знакомятся девушки, он умный, хитрый, отважный. Он умеет делать деньги, и они у него всегда есть!

В старших классах школы я чувствовал себя таким же крутым и был готов употреблять что-то посильнее анаши. Но мой ангел-хранитель еще долго берег меня, внушая страх. Во-первых, я боялся уколов, впадал в какую-то детскую панику перед ними. Хотя, казалось бы — сын медработника, но мне даже вид шприца внушал подсознательный ужас. Мне не делали прививок, никогда не брали кровь из вены.

Во-вторых, я боялся передозировки. Ходили всякого рода разговоры… К примеру, что один наркоша вколол слишком много герыча и не вернулся из страны грез, а другой неаккуратно запустил себе в вену воздух, который закупорил сердечный клапан. А вот там люди, коловшиеся одним шприцем, подцепили СПИД. Однако ни одного больного СПИДом я тогда еще не встречал. А вот мама по роду службы, скорее всего, встречала. Но никакой разъяснительной работы со мной не вела. Да и когда, если она все время работала и еще строила свою личную жизнь — вскоре у меня появился отчим.

Познакомились они оригинально, как-то очень по-медицински. Валерий Михайлович Бартновский был отставным майором, бывшим военным летчиком. У него умерла жена, после чего он запил. Да так сильно, что пришлось зашивать ему в задницу торпеду. Вот эту операцию как раз и делала вместе с врачом моя мама.

Бартновский был человеком основательным, обеспеченным, трудолюбивым и… жадным. Хозяйственный белорус, воспитывавшийся в детском доме. Мать хотела, чтобы я нашел хоть какой-то общий язык с ее новым мужчиной. Но из этого ничего не вышло. Что мне было до его участка, где росла картошка, которую надо было полоть, окучивать и копать? Что мне было до его собственного автосервиса, до его бизнеса? Мы с Бартновским оказались с разных планет.