От Мюнхена до Токийского залива: Взгляд с Запада на трагические страницы истории второй мировой войны - [17]

28 июня Шуленбург имел длительную беседу с Молотовым, которая, согласно его донесению в Берлин, протекала «в дружественной обстановке». Тем не менее, когда немецкий посол положительно отозвался о договорах о ненападении, которые Германия заключила с Прибалтийскими республиками,[16] советский наркоминдел ехидно заметил, что «должен усомниться в надежности таких договоров, после того что происходит с Польшей».

Шуленбург был одним из уцелевших приверженцев старой школы Секта, Мальцана и Брокдорф-Рантцау, которая стремилась к сотрудничеству с Советской Россией после 1919 года и установила его в Рапалло. Как свидетельствуют его отчеты и телеграммы в 1939 году, он искренне пытался восстановить тесные отношения.

Внезапно 29 июня Гитлер приказал прервать переговоры с русскими, в том числе и по экономическим вопросам.

Немецкие секретные документы не содержат никаких сведений, объясняющих эту внезапную перемену настроения Гитлера. Шнурре еще 15 июня предупредил, что прекращение экономических переговоров будет невыгодным для Германии политически и экономически.

Да и неровный ход англо-французских переговоров с Советским Союзом едва ли мог настолько обескуражить Гитлера, чтобы привести его к этому решению. Он знал из депеш германского посольства в Москве, что Россия и западные державы зашли в тупик в вопросе предоставления гарантий Польше, Румынии и Прибалтийским государствам. Польша и Румыния решительно отказывались разрешить проход советских войск через их территории, чтобы встретить нападение Германии. Латвия, Эстония и Финляндия также упорно не соглашались принимать советские гарантии — позиция, которую поощряла Германия, открыто грозя им карами, если их решимость ослабнет.

Стремясь найти выход из тупика, Молотов предложил в начале июня, чтобы Великобритания прислала в Москву на переговоры министра иностранных дел. Однако лорд Галифакс отказался поехать. Вместо него англичане решили послать второстепенного чиновника Форин оффис Стрэнга, которого мало кто знал в Англии и за ее пределами. Русские восприняли это как свидетельство того, что Чемберлен по-прежнему не относился всерьез к созданию союза против Гитлера.

18 июля советский торговый представитель в Берлине Е. Бабарин посетил Юлиуса Шнурре в министерстве иностранных дел и сообщил ему о желании России расширить и оживить советско-германские экономические отношения. Он передал памятную записку по вопросу о торговом договоре и заявил, что, если существующие разногласия между сторонами будут устранены, он уполномочен его подписать. 22 июля советская пресса сообщила, что в Берлине возобновились советско-германские торговые переговоры.

В этот же день Вайцзеккер довольно радостно телеграфировал в Москву послу Шуленбургу весьма интересные новые инструкции. Говоря о торговых переговорах, он сообщил послу, что «мы будем действовать здесь в подчеркнуто позитивной манере, поскольку завершение их в возможно кратчайший срок желательно по общим причинам. Что же касается чисто политической стороны наших бесед с русскими», добавил он, «мы рассматриваем период ожидания, о котором говорилось в нашей телеграмме [29 июня], закончившимся. Вы, следовательно, уполномочиваетесь возобновить контакты снова, но без излишней настойчивости».

Контакты фактически возобновились через четыре дня в Берлине, где 26 июля Шнурре по указанию Риббентропа пригласил на обед в фешенебельный берлинский ресторан советского поверенного в делах Астахова и Бабарина, чтобы выяснить их взгляды.

В секретном отчете о встрече Шнурре писал, что «русские оживленно и с интересом говорили о политических и экономических проблемах, представляющих для нас интересы».

Астахов, при полном одобрении Бабарина, заявил, что улучшение советско-германских политических отношений отвечает жизненно важным интересам обеих стран. В Москве, сказал он, никогда полностью не понимали, почему нацистская Германия столь враждебно относится к Советскому Союзу. Немецкий дипломат в свою очередь объяснил, что «германская политика на Востоке сейчас пошла совершенно другим курсом».

«С нашей стороны не может быть вопроса об угрозе Советскому Союзу. Наши цели лежат в совершенно другом направлении… Немецкая политика нацелена против Британии… Я могу вообразить далеко идущее урегулирование взаимных интересов с должным учетом важных русских проблем.

Однако эта возможность будет закрыта, как только Советский Союз вступит в союз с Британией против Германии. Сейчас подходящее время для понимания между Германией и Советским Союзом, но оно не будет более таким после заключения договора с Лондоном.

Что Британия может предложить России? В лучшем случае — участие в европейской войне и враждебность Германии. Что мы можем предложить в противовес этому? Нейтралитет и неучастие в возможном европейском конфликте и, если Москва пожелает, германо-русское понимание взаимных интересов, которое, как и в прошлые времена, будет приносить выгоду обеим странам… На мой взгляд, от Балтийского до Черного моря и на Дальнем Востоке не существует спорных проблем [между Германией и Россией]. Кроме того, несмотря на все разногласия в наших взглядах на жизнь, имеется одна общая черта в идеологии Германии, Италии и Советского Союза: оппозиция к капиталистическим демократиям Запада».