От любви не убежать - [3]

Спустя два часа Кит, усыпанная мукой по случаю приготовления своих любимых рогаликов, приоткрыла дверцу духовки и с наслаждением вдохнула сказочный аромат, наполнивший кухню.

— А что, наверное, я бы за милю учуяла этот запах, — поучающе сказала она Гусу, проявлявшему самое живое внимание к процессу приготовления. Всякий раз, когда хозяйка начинала что-нибудь печь, он располагался на кухне, терпеливо ожидая, не перепадет ли ему что-нибудь.

От собственных слов Кит вдруг замерла и через окно посмотрела на поросший соснами склон горы, возвышающийся над домом. Она оглянулась на духовку, потом на уже испеченные, золотистые, выложенные на стойку рогалики, как всегда чуточку пережаренные, и, перед тем как покинуть дом, заботливо завернула и положила на стол горячую булочку. Затем вместе с прыгающим от волнения и радости псом вышла на прогулку, не заперев по обыкновению дверь.

Вдруг косматый, золотисто-рыжий пес остановился и затих, настороженно повернув голову в сторону коттеджа. Ей показалось, что она даже услышала, когда неизвестный, не выдержав пытки божественного аромата, вошел в дом. Низкое угрожающее рычание заставило Кит поспешно добавить вполголоса:

— Спокойно, Гус! Ничего не произошло. Идем гулять.

До сих пор неизвестный оставался всего лишь иллюзорной тенью, подобием домового-барабашки, о существовании которого люди могут судить только по пропаже предметов и странной реакции домашних животных. И только теперь, когда она прочитала его записку, он стал реальностью, такой же осязаемой и пространственно определенной, как пес, виляющий хвостом сзади нее.

В том, что увиденный ею незнакомец и был тот самый визитер, сомнений не оставалось. Но, как считала Кит, жители городка судили и рядили о нем совершенно неправильно. Закоренелому взломщику или беглому заключенному-рецидивисту и в голову бы не пришло поблагодарить за оказанное внимание цветами и запиской, не говоря уже о том, что подлинный преступник не стал бы красть в таких жалких, почти символических дозах.

Но с наступлением темноты, в ночной тишине Кит нетрудно было вновь убедить себя, что она всего лишь легковерная дурочка и в любом случае помогать, кому бы то ни было, если он вламывается в дома чужих людей и крадет еду, не в ее правилах. Одному Богу известно, как этот человек может интерпретировать ее молчаливую поддержку. То, что он делал, было дурно, каковы бы ни были побудившие его к этому причины. Хватит, ставлю точку, сурово объявила она себе.

Проснувшись хмурым дождливым утром, Кит снова пришлось прочитать себе нотацию, потому что ее первая мысль была о вчерашнем госте; как он и есть ли ему где укрыться от сырости. Хватит бить баклуши, решила Кит, пора взяться за дело, ради которого ты здесь оказалась.

Через чердак она прошла в обширную мансарду, которую отец в прежние годы звал «большой комнатой». В детстве это была ее спальня, но сейчас Кит превратила ее в кабинет, дабы использовать большие окна, выходившие на юг и дававшие много света. Она теперь спала в нижней комнате, в большой кровати с пологом, где когда-то спали родители и где, как однажды, смеясь, сообщил ей отец, она и была зачата.

— Мы перед этим не на шутку поссорились с твоей матерью, — вспоминал он, улыбаясь. — Но примирение было просто сказочным. Особенно если учесть, что оно подарило нам тебя.

И снова при взгляде на большой стол, заваленный бумагами, Кит не смогла удержать слез. Не могу, подумала она. Даже видеть не могу. Она спустилась по лестнице, сомневаясь, утихнет ли когда-нибудь эта боль. А пока ей легче было думать о загадочном госте, чем об отце и его научном наследии.

И тогда с тихим вздохом, означавшим капитуляцию, она принялась готовить мясо по-крестьянски, с самого начала заложив порцию куда большую, чем могла съесть. Стряпая, она убеждала себя, что погода на улице плохая, и, если ее незнакомец не имеет прибежища, ему как никогда требуется горячая пища.

Ну, и как же ты собираешься это проделать, спрашивала она себя, подбрасывая полено в большой каменный камин. Пошлешь ему именное приглашение в розовом конверте с ленточкой? Пригласить его к себе я не могу, что же мне остается тогда делать?

Спор с собой завершался компромиссом: она переложит львиную порцию мяса в тяжелую кастрюлю, там же оставит большой ломоть хлеба и прикроет кастрюлю плотно прилегающей крышкой — чтобы не остыло. Придя к такому решению, Кит отыскала плащ, надела его и кликнула Гусa. Пес пытливо глянул через открытую дверь на льющийся дождь, затем с сомнением в лицо Кит.

— Понимаю, что сыро и мокро, но конца пока что не предвидится, так что или теперь, или никогда. Пойдем же, дурачок мой.

Оставив накрытую кастрюлю на веранде, Кит вместе с резвящимся псом прошла через поляну. Либо его нет нигде поблизости, либо Гус не видит в нем никакой угрозы, подумала она. Либо, может быть, дождь и сырость притупили даже острое чутье псины.

Их обычный час прогулки по склону горы в эту погоду показался длиннее обычного, и Гус вскоре готов был вернуться домой, но Кит заставила пса прогуляться еще немного. Даже если интуиция ее не обманывает и этот человек на самом деле не представляет для нее никакой угрозы, тем не менее, сталкиваться с ним девушке не хотелось. Даже самое кроткое животное опасно, если его загнать в угол, а человек — самое опасное из всех, говаривал ей отец. Когда они, наконец, вернулись домой, кастрюля с крыльца исчезла.