От литеры до литературы - [122]
Я дошел до своего автомобиля, сел за руль и поехал обратно, все еще продолжая немного волноваться. Но все прошло хорошо. Дорога делалась лучше, по сторонам появилось все больше домов, и вскоре я остановился, чтобы спросить двух женщин, как найти дом Родженса.
– Вы доехали на этой машине до Дофина? – со смехом поинтересовались они. Тут я узнал их: утром я уже спрашивал у них дорогу.
– Нет, застрял, – честно признался я, и они совсем развеселились. Я улыбнулся и не стал упоминать, что они могли бы предупредить меня. Зато в награду за сдержанность я получил инструкции о том, как добраться до дома Родженса.
Открывшая дверь девушка-подросток с подозрением уставилась на меня.
– Родженс сказал, чтобы я забрал пакет, – сказал я.
Без единого слова она скрылась за дверью и через минуту вернулась и, застенчиво улыбаясь, вручила мне небольшой пакет, полный тонкой муки из кассавы. Подарок не на шутку растрогал меня. Я поблагодарил девушку и поехал домой. На пакете было напечатано: «DAUPHIN HARVEST[696]». В битве между морем и сушей суша взяла верх.
Все остальное время на Сент-Люсии я думал о Дофине. Если Родженс прав, то Дофин обезлюдел уже к тому времени, когда Уолкотт писал свою пьесу. Знал ли он, что увековечивает рыбацкую деревушку на грани исчезновения – или вовсе заброшенную? В пьесе жизнь Дофина представлена отнюдь не в розовом свете. Рыбаки ежедневно рискуют жизнью и выходят на ловлю даже в шторм. Но, как ни трудно им жилось, в пьесе ни намеком не говорилось о том, что деревня обречена или что жители покидают ее. Более того, даже непонятно, в какую эпоху происходит действие. Герои пьесы существуют вне времени: бедные рыбаки в дальней деревне, зарабатывающие себе на жизнь трудами в море и на суше.
Я еще раз пролистал пьесу, старательно отмечая все, что могло бы указать на время действия. Несколько раз упоминаются консервные банки (как и в наши дни, плавающие в бухте). Но они существуют уже пару сотен лет. Есть и еще один намек: рыбаки курят американские сигареты. Это тоже слишком обобщенная характеристика, не позволяющая датировать время действия.
Вернувшись домой, я обнаружил еще пару упоминаний о Дофине. Первое – в свежем газетном очерке, где сообщалось, что в водах Дофина, похоже, встречаются следы нефти. Там цитировали даже Родженса, говорившего, что вода там всегда была темной и даже маслянистой. Судя по всему, сейчас идут переговоры о нефтеразведке в тех краях. История может вернуть Дофин в свое течение, но теперь, после того как Уолкотт в марте 2017 г. покинул этот мир, продолжение пьесы – «Нефть в Дофине» – придется сочинять кому-то другому.
Вторым оказалось сообщение об археологической находке, относящейся к доколумбовой эпохе[697]. В Дофине, как выяснилось, действительно имеются следы одного из самых ранних человеческих поселений на острове. Судя по всему, именно их имел в виду Джордж. Уолкотт в своей пьесе запечатлел нечто архаическое, присущее Дофину: борьбу с морской стихией, примитивные каноэ. Так он и поместил Дофин на карту мира, сделав его явлением литературы.
Глава 16
От «Хогвартса» до Индии
Когда путешествия, связанные с исследованиями в области литературы, завершились и я вновь оказался в Бостоне, один из моих студентов пригласил меня составить ему компанию на обеде в Анненберг-холле, столовой для первокурсников Гарвардского университета. Анненберг-холл – внушительное помещение с высоким готическим сводчатым потолком. Встретив меня перед входом, студент гордо сообщил, что столовая послужила образцом для Большого зала «Хогвартса». Я вежливо кивнул, скрывая скепсис. Очевидно, этот студент жил в мире Гарри Поттера, как, впрочем, и я. Пока я разъезжал по миру в поисках литературы, литература сама отыскала меня дома. Пришло время обернуться ко вселенной Роулинг.
Как и юный волшебник-новичок, я начал со «Сказок барда Бидля», сборника волшебных сказок, опубликованного в 2007 г. Впервые эта книга увидела свет лишь в семи экземплярах – с переплетами из сафьяна, серебряными накладками и самоцветами[698]. Особенно повышало ценность книги то, что все экземпляры Джоан Роулинг написала от руки, чтобы продать один из них на аукционе Sotheby’s. Нельзя ли назвать это капиталистическим вариантом «самиздата»? Я удовлетворился печатным изданием, которое приобрел на Amazon по скромной цене – 7,92 доллара с учетом доставки[699].
Покупка обрадовала меня куда больше, чем ожидалось. Роулинг очень тонко использовала принципы построения и моральный настрой волшебных сказок. Но больше всего мне понравились комментарии – я ведь учитель, и это, вне всякого сомнения, профессиональная деформация. Текст сопровождался комментариями Дамблдора и комментариями Роулинг к комментариям Дамблдора. Благодаря этому книга могла служить иллюстрацией того, как простой текст обретает глубокомысленность посредством последующих толкований.
Прежде чем приступить к чтению основного семикнижия, я посетил официальный сайт, посвященный Поттеру, чтобы меня приписали к одному из факультетов «Хогвартса», как в романе[700]. В книге учеников сортирует Волшебная шляпа, а на сайте это делается по результатам опроса. Меня задело то, что я получил распределение в «Слизерин» (Гарвард давно отказался от подобного распределения и селит студентов по лотерее). Тогда было еще не понятно, что это значит конкретно для меня: прежде я жил в окружении почти одних только маглов, не имея представления о волшебном мире и его ритуалах. Но по тому, как сайт старался приободрить меня, даже я понял, что «Слизерин» обладает не лучшей репутацией. Это было подозрительно с моральной точки зрения. Следующий болезненный удар я претерпел, когда выяснилось, какой у меня патронус – зверовидное магическое создание, способное отгонять темные сущности. Моим патронусом, как было выведено по результатам анкеты, оказалась гиена. Немного полегче на душе стало, когда сайт решил выдать мне 37-сантиметровую волшебную палочку из лаврового дерева, с сердцевиной из волоса единорога. Единорог, в отличие от гиены, – элегантное магическое существо, и я был рад тому, что он ассоциируется со мной.
Как наследие русского символизма отразилось в поэтике Мандельштама? Как он сам прописывал и переписывал свои отношения с ним? Как эволюционировало отношение Мандельштама к Александру Блоку? Американский славист Стюарт Голдберг анализирует стихи Мандельштама, их интонацию и прагматику, контексты и интертексты, а также, отталкиваясь от знаменитой концепции Гарольда Блума о страхе влияния, исследует напряженные отношения поэта с символизмом и одним из его мощнейших поэтических голосов — Александром Блоком. Автор уделяет особое внимание процессу преодоления Мандельштамом символистской поэтики, нашедшему выражение в своеобразной игре с амбивалентной иронией.
В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.
Настоящая книга, написанная писателем-документалистом Марком Уральским (Глава I–VIII) в соавторстве с ученым-филологом, профессором новозеландского университета Кентербери Генриеттой Мондри (Глава IX–XI), посвящена одной из самых сложных в силу своей тенденциозности тем научного достоевсковедения — отношению Федора Достоевского к «еврейскому вопросу» в России и еврейскому народу в целом. В ней на основе большого корпуса документальных материалов исследованы исторические предпосылки возникновения темы «Достоевский и евреи» и дан всесторонний анализ многолетней научно-публицистической дискуссии по этому вопросу. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.
Канадский ученый, эколог и политолог Вацлав Смил знаменит своими работами о связи энергетики с экологией, демографией и реальной политикой, а также виртуозным умением обращаться с большими массивами статистических данных. Эта книга, которая так восхитила Билла Гейтса, обобщает самые интересные материалы, которые Смил пишет для журнала IEEE Spectrum – одного из ведущих научно-инженерных изданий мира, и представляет собой актуальное руководство для понимания истинного положения дел на нашей планете.
Наша сегодняшняя жизнь перенасыщена информацией, однако большинство людей все же не знают, как на самом деле устроен наш мир. Эта книга освещает основные темы, связанные с обеспечением нашего выживания и благополучия: энергия, производство продуктов питания, важнейшие долговечные материалы, глобализация, оценка рисков, окружающая среда и будущее человека. Поиск эффективного решения проблем требует изучения фактов — мы узнаем, например, что глобализация не была неизбежной и что наше общество все сильнее зависит от ископаемого топлива, поэтому любые обещания декарбонизации к 2050 году — не более чем сказка.
Сочинение итальянского дипломата, писателя и поэта Бальдассаре Кастильоне (1478–1529) «Придворный», соединяющее воспоминания о придворной жизни герцогства Урбино в начале XVI века с размышлениями о морали, предназначении, стиле поведения дворянина, приближенного к государю, – одна из тех книг эпохи Возрождения, что не теряли популярности на протяжении последующих веков и восхищали блестящие умы своего и будущих столетий. Для истории культуры труд Кастильоне явился подлинной сокровищницей, и сложно представить, насколько более скудными оказались бы знания потомков об эпохе Возрождения, не будь он создан. Составленное в виде сборника занимательных и остроумных бесед, это ярко и непринужденно написанное произведение выходит за рамки источника сведений о придворных развлечениях своего времени и перечня достоинств совершенного придворного как всесторонне образованного и утонченно воспитанного человека, идеального с точки зрения гуманистических представлений.
«Эта книга посвящена захватывающей и важной для любого человека теме – осознанию себя как части общества и рассмотрению самого феномена общества под лупой эволюционных процессов в животном мире. Марк Моффетт сравнивает человеческое общество с социальными образованиями общественных насекомых, и эти сравнения вполне уместны. И его последующий интерес к устройству социальных систем у широкого круга позвоночных, от рыб до человекообразных обезьян, не случаен. Как эволюциониста, его интересы связаны с выявлением причин и факторов, влияющих на трансформации социального поведения у разных таксонов, роли экологии в усложнении общественных связей, с поиском связей между морфологическими и психологическими преобразованиями, в конечном итоге приведших к возникновению нашего вида.