От Кульджи за Тянь-Шань и на Лоб-Нор - [48]

2 декабря. Ночь напролёт не спал от зуда. Быть может, он усилился от перемены погоды (идёт снег) и от отвратительной горько-солёной воды. Монголы не пьют этой воды, считая её вредной. Тем не менее принуждены были остаться дневать, чтобы покормить верблюдов и лошадей и самим отдохнуть немного. От дурной воды начинает у меня болеть живот. Это ещё прибавка к моим страданиям.

Город Гучен. Расположенный возле северной подошвы Тянь-шаня недалеко (…верстах) от знаменитой группы Богдо-ола, Гучен, сам по себе, невелик и начал обстраиваться лишь в самое последнее время. Сколько в нём теперь жителей, не знаю, но китайских войск, как говорят, три тысячи. Лавок мелочных и более крупных сотни две. Товары мануфактурные привозятся из Пекина; продукты же (хлеб, овощи) в небольшом количестве засеваются в окрестностях самого города. Большей же частью хлеб привозят из Кульджи, на продовольствие китайских войск по подряду Каменского. Скот пригоняют тургоуты с речки Кобука, татары и киргизы — из Зайсанского края[130]. Дороговизна на всё страшная. Монеты нет никакой, кроме серебра в слитках и мелких рубленых кусочках. За каждую мелочную покупку приходится отвешивать серебро. Последнего здесь очень много. Простой подёнщик носит иногда порядочный мешок таких денег. Сами купцы говорят, что у них только и дёшево серебро, всё же остальное очень дорого. Лан в Гучене так же мало значит, как у нас гривенник. Русским купцам торговать в Гучене не позволяют; из Кульджи с нашей стороны запрещён вывоз хлеба и скота (кроме доставки хлеба Каменским по подряду)[131]. Китайские войска, расположенные в Гучене, как и везде, отличаются крайней деморализацией. Сплошь и кряду грабят жителей, разбойничают по дорогам. Начальники делятся в таком случае с подчинёнными. Кроме войск, собственно жители Гучена состоят из китайцев и дунган; последние уцелели [благодаря] своей покорности. Свою религию могут исполнять, но должны носить косу, как китайцы. Кроме того, приезжающие торговцы из Баркуля, Хами, Турфана и других мест[132]. Несмотря на опасность грабежей, эти торговцы ради большой наживы пускаются в путь.

5—20 декабря. Всё это время было употреблено на переход до Зайсанского поста. Шли без днёвок с восхода солнца почти до заката. Всё это время я должен был сидеть в телеге, которая трясла немилосердно, в особенности по кочкам. От такой тряски ежедневно болела голова; боль эту ещё увеличивал постоянный дым в юрте. Грязь на всех нас была страшная, в особенности у меня, так как по несколько раз в день и в ночь приходилось мазаться дёгтем с салом, чтобы хоть немного унять нестерпимый зуд. От подобной мази белье пачкалось страшно, штаны были насквозь пропитаны дегтярным салом. Холода стояли страшные, 5 суток сряду ртуть в термометре замерзала. В юрте ночью без огня мороз доходил до —26°. И на таком холоде в грязи приходилось проводить ночи наполовину без сна. Мёрзлой мазью, в темноте и морозе 5–6 раз в ночь нужно было мазаться. Брр!.. противно вспомнить о таких тяжёлых временах.

Казакам было также чрезвычайно трудно, так как они на подобных морозах всё время проводили на дворе и спали в палатке, предпочитая там лучше мёрзнуть, нежели спать в юрте в нашем обществе.

…За несколько дней до Зайсана я, послав киргиза вперёд к приставу, просил выслать мне сани и лошадей в урочище Цаган-обо (в 65 верстах от Зайсана), там, где стоит летом наш пикет. Две почтовых пары были высланы, и мы 20-го числа вечером приехали на них в Зайсан. Хороши мы были в это время своей наружностью. Борода отросла, всклокоченные волосы, не мылись мы от самого Гучена, лица потемнели от морозов и дыма в юрте; словом, мы были похожи на кого угодно, только не на европейцев; нечего говорить, с какой жадностью накинулись мы на принесённый ужин и с какой радостью на следующий день вымылись в бане. Возврат в Зайсан наделал нам не мало хлопот. Придётся сделать лишних 1 300 вёрст и на 4 месяца затормозить экспедицию. Притом и расход будет немаленький, считая прожитие в Зайсане, а главное, порчу верблюдов. Половина из них протёрла себе пятки и, вероятно, не будет годиться на дальнейший путь.

Вообще киргизские верблюды, несмотря на свой рост и силу, оказались плохими для путешествия потому именно, что непривычны к дороге. В Зайсане мы поместились в нанятой маленькой квартире. Будем лечиться, а затем в половине февраля опять махнём в Тибет.

21–31 декабря. Живём в Зайсанском посту. Из квартиры никуда не выходим. Лечимся. Облегчения пока еще нет.

Климат декабря. [Этот месяц] проведён нами в Джунгарии по дороге из Гучена в Зайсанский пост; последнюю треть пробыли в этом посту. Трудно было ожидать на этой широте таких сильных холодов, какие стояли весь этот месяц[133]. На восходе солнца 11 суток мороз переходил за —30° и пять суток сряду, с 5 по 10 декабря, при наблюдениях утром и вечером, ртуть в термометре замерзала, — следовательно, мороз стоял выше [ниже] —40°, К сожалению, я не имел спиртового термометра для точного определения страшного холода. Даже в полдень, в один из подобных дней, термометр показывал —33°. Снег шёл 9 раз, но всегда небольшой; только один порядочный буран случился 3-го числа. Вообще снег в Джунгарской пустыне лежал от 2 до 4 дюймов, с приближением к Сауру и возле Зайсана снег достигал полфута глубины. Погода стояла тихая (сильный ветер только два раза), и половина дней месяца были ясны.