От Кибирова до Пушкина - [235]
Продолжение Евреинова (с отголосками XIX века в духе Ивана Мятлева): «Ну, достукалися, Нора! Взбунтовался тут Кронштадт! / Ж’вуз ассюр, шеф военмора / Н’э па рад, нон, н’э па рад./ Вот мораль ученья Канта / и ответ сухой д’Антанта».
И в заключение буриме Кузмина: «В какие дни рождалась Нора! / Когда опять вздымил Кронштадт, / И вместо рожи военмора / Увидим майский мы парад, / и радугу родного канта / Вернет нам дружная Антанта».
В комментарии к письму Лидарцева объясняла, что «достукалися» намекает на слова, которые в то время можно было прочесть в стенных газетах: «Достукались, негодяи! Мы вас всех перевешаем, как куропаток!»[1595]
Конечно, тогда было трудно предположить, насколько кровавым окажется подавление Кронштадтского восстания. Известно, что число жертв насчитывает несколько тысяч. Вполне очевидно, что насмешливый, сатирический тон и шутки по поводу Антанты в трех буриме свидетельствуют о последних следах легкомыслия петроградской интеллигенции. Спустя несколько месяцев смерть Блока и расстрел Гумилева положат конец всем иллюзиям. А Норе Сахар останется только эмигрировать.
В 1933 году Ивану Бунину была присуждена Нобелевская премия по литературе. В силу этого он стал относиться к Швеции с особой благодарностью. В своей Нобелевской речи он назвал шведский «народ-рыцарь» своим благодетелем[1596]. Позднее он — хотя эти слова были криком о помощи — назовет себя «в некотором роде тоже шведом»[1597].
В особенности же у него были основания испытывать благодарность к преподавателю русского языка в Лундском университете Михаилу Хандамирову. Благодаря Хандамирову и именно с мыслью о Нобелевской премии был сделан и издан ряд высококлассных переводов произведений Бунина на шведский язык, выполненных профессором Сигурдом Агреллем и Рут Ведин-Ротштейн. Кроме того, Хандамиров позаботился о том, чтобы Бунин вовремя вступил в переписку с Агреллем. В своих письмах Бунин не раз смог высказать пожелания о том, какие из его произведений следует перевести на шведский[1598]. Без деятельной помощи Хандамирова Бунин бы премии не получил.
Михаил Хандамиров (1883–1960), армянин по происхождению, служил офицером царской армии, в войне был ранен и благодаря помощи Красного Креста приехал в Швецию на лечение. Он стал искусным педагогом Лундского университета, применявшим оригинальные методы преподавания. Он воспитал ряд впоследствии выдающихся шведских славистов; его деятельность, направленная на пробуждение интереса к русской культуре, имела широкий диапазон[1599]. По его инициативе на шведский язык были переведены Иван Шмелев и Марк Алданов, а также — в меньшей мере — Антон Чехов, Аркадий Аверченко и Михаил Зощенко. Сам он был человеком непритязательным и скромным, что, возможно, стало причиной того, что он уклонился от участия в Нобелевских торжествах.
В Швеции Бунин провел менее двух недель. Естественно, Бунину было важно встретиться с Хандамировым, ключевой для него фигурой. Тот предложил Бунину остановиться в Лунде по дороге домой. Но это оказалось не так просто осуществить. Бунин предпочел встречу по пути в Стокгольм. Это следует из ранее неизвестной открытки, которую Бунин послал Хандамирову (с подписанной им собственной фотографией) 30 ноября 1933 года. Вот ее текст:
Дорогой Михаил Фридонович, не знаю, каким путем уедем из Стокгольма, не знаю поэтому, смогу ли заехать в Лунд. Выезжаем из Парижа 3-го вечером, утром 4-го из Гамбурга прямо в Стокгольм. Не знаю, когда проедем Мальмё, думаю, 4-го днем. Ваш Ив. Бунин.[1600]
Бунин и его спутники — жена Вера, подруга Галина Кузнецова и секретарь Яков Цвибак (Андрей Седых) — прибыли на пароме из Сассница в Треллеборг вечером 5 декабря. Они задержались на сутки, поскольку опоздали на поезд в Гамбурге. Хандамиров встречал их в Треллеборге и сопровождал на поезде до Мальмё в окружении журналистов и фотографов. Спустя уже несколько минут Бунин со спутниками отправились дальше в Стокгольм. В подобной ситуации беседа не могла стать многословной. Инициатива принадлежала журналистам[1601].
Бунин сидел в углу дивана своего купе, предоставив Цвибаку право отвечать на все вопросы. Согласно вышедшим на следующий день отчетам местной прессы, он успел положительно отозваться о Сельме Лагерлёф и Августе Стриндберге — «сильный человек, твердый и суровый, не так ли, но великий человек»[1602]. Он также похвалил шведскую еду и шведский самогон «брэннвин» (на всякий случай произнеся слово по-шведски), который он впервые попробовал на пароме[1603].
Репортер газеты «Sydsvenska Dagbladet» рассказал о толчее и возбуждении, на короткое время возникших в маленьком купе, отметив примечательную деталь:
В коридоре перед входом в купе с жаром говорил какой-то господин. Ни у кого не было такого русского вида, как у него. Это был русский лектор из Лунда, Хандамиров, сиявший от восторга, словно это он получил премию.[1604]
В каком-то смысле это было именно так — именно благодаря ему стала возможной эта первая русская Нобелевская премия по литературе.
Лев Кобылинский (Эллис) умер в больнице в Беллинцоне на юге Швейцарии 17 или 18 августа 1947 года. Официальная дата смерти — 17 августа. Но по документам администрации Кладбища Локарно он скончался 18-го
Тимур Кибиров — поэт и писатель, автор более двадцати поэтических книг, лауреат многих отечественных и международных премий, в том числе премии «Поэт» (2008). Новая книга «Генерал и его семья», которую сам автор называет «историческим романом», — семейная сага, разворачивающаяся в позднем СССР. Кибиров подходит к набору вечных тем (конфликт поколений, проблема эмиграции, поиск предназначения) с иронией и лоскутным одеялом из цитат, определявших сознание позднесоветского человека. Вложенный в книгу опыт и внимание к мельчайшим деталям выводят «Генерала и его семью» на территорию большого русского романа, одновременно искреннего и саркастичного.
«Суть поэзии Тимура Кибирова в том, что он всегда распознавал в окружающей действительности „вечные образцы“ и умел сделать их присутствие явным и неоспоримым. Гражданские смуты и домашний уют, трепетная любовь и яростная ненависть, шальной загул и тягомотная похмельная тоска, дождь, гром, снег, листопад и дольней лозы прозябанье, модные шибко умственные доктрины и дебиловатая казарма, „общие места“ и безымянная далекая – одна из мириад, но единственная – звезда, старая добрая Англия и хвастливо вольтерьянствующая Франция, солнечное детство и простуженная юность, насущные денежные проблемы и взыскание абсолюта, природа, история, Россия, мир Божий говорят с Кибировым (а через него – с нами) только на одном языке – гибком и привольном, гневном и нежном, бранном и сюсюкающем, певучем и витийственном, темном и светлом, блаженно бессмысленном и предельно точном языке великой русской поэзии.
Сборник статей посвящен 60-летию Александра Васильевича Лаврова, ведущего отечественного специалиста по русской литературе рубежа XIX–XX веков, публикатора, комментатора и исследователя произведений Андрея Белого, В. Я. Брюсова, М. А. Волошина, Д. С. Мережковского и З. Н. Гиппиус, М. А. Кузмина, Иванова-Разумника, а также многих других писателей, поэтов и литераторов Серебряного века. В юбилейном приношении участвуют виднейшие отечественные и зарубежные филологи — друзья и коллеги А. В. Лаврова по интересу к эпохе рубежа столетий и к архивным разысканиям, сотрудники Пушкинского дома, где А. В. Лавров работает более 35 лет.
«Книга волшебных историй» выходит в рамках литературного проекта «Книга, ради которой…» Фонда помощи хосписам «Вера».В тот момент, когда кажется, что жизнь победила нас окончательно, положила на обе лопатки и больше с нами ничего хорошего не случится, сказка позволяет выйти из этой жизни в какую-то совсем другую: иногда более справедливую, иногда более щедрую, иногда устроенную немножко подобрее, – и поверить всем сердцем, что правильно именно так. Что так может быть, а потому однажды так и будет. Сказка – утешение.
«Новый Белкин» составлен из повестей тех писателей, которые входили в «пятерку» лучших, но не стали лауреатами. Это повести финалистов ежегодной литературной премии Ивана Петровича Белкина – Эргали Гера, Андрея Дмитриева, Ильи Кочергина, Марины Палей, Ирины Поволоцкой, Игоря Фролова и Маргариты Хемлин. В сборник включены статьи и эссе удостоенных диплома «Станционный смотритель» критиков и литературоведов – Инны Булкиной, Льва Данилкина, Евгения Ермолина, Аллы Латыниной и Андрея Немзера, координатора премии Натальи Ивановой, а также размышления о словесности в стихах – Тимура Кибирова.
Историко-филологический сборник «И время и место» выходит в свет к шестидесятилетию профессора Калифорнийского университета (Лос-Анджелес) Александра Львовича Осповата. Статьи друзей, коллег и учеников юбиляра посвящены научным сюжетам, вдохновенно и конструктивно разрабатываемым А.Л. Осповатом, – взаимодействию и взаимовлиянию литературы и различных «ближайших рядов» (идеология, политика, бытовое поведение, визуальные искусства, музыка и др.), диалогу национальных культур, творческой истории литературных памятников, интертекстуальным связям.
За два месяца до выхода из печати Белинский писал в заметке «Литературные новости»: «Первого тома «Ста русских литераторов», обещанного к 1 генваря, мы еще не видали, но видели 10 портретов, которые будут приложены к нему. Они все хороши – особенно г. Зотова: по лицу тотчас узнаешь, что писатель знатный. Г-н Полевой изображен слишком идеально a lord Byron: в халате, смотрит туда (dahin). Портреты гг. Марлинского, Сенковского Пушкина, Девицы-Кавалериста и – не помним, кого еще – дополняют знаменитую коллекцию.
Данный сборник составлен на основе материалов – литературно-критических статей и рецензий, опубликованных в уфимской и российской периодике в 2005 г.: в журналах «Знамя», «Урал», «Ватандаш», «Агидель», в газетах «Литературная газета», «Время новостей», «Истоки», а также в Интернете.
Один из основателей русского символизма, поэт, критик, беллетрист, драматург, мыслитель Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941) в полной мере может быть назван и выдающимся читателем. Высокая книжность в значительной степени инспирирует его творчество, а литературность, зависимость от «чужого слова» оказывается важнейшей чертой творческого мышления. Проявляясь в различных формах, она становится очевидной при изучении истории его текстов и их источников.В книге текстология и историко-литературный анализ представлены как взаимосвязанные стороны процесса осмысления поэтики Д.С.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Проблемными центрами книги, объединяющей работы разных лет, являются вопросы о том, что представляет собой произведение художественной литературы, каковы его природа и значение, какие смыслы открываются в его существовании и какими могут быть адекватные его сути пути научного анализа, интерпретации, понимания. Основой ответов на эти вопросы является разрабатываемая автором теория литературного произведения как художественной целостности.В первой части книги рассматривается становление понятия о произведении как художественной целостности при переходе от традиционалистской к индивидуально-авторской эпохе развития литературы.
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.