От Кибирова до Пушкина - [154]

Шрифт
Интервал

На самом деле конец этой эпохе положила начавшаяся в 1914 году Первая мировая война. Одним из главнейших факторов крушения этой эпохи явилась массовая мобилизация общества, в том числе культурного общества с его институтами и организациями, на службу государства, поставленного на военно-мобилизационные рельсы. Вначале эта мобилизация была совершенно добровольной (что, кстати, еще более коррумпировало в духовном плане тонкие ткани поэзии и искусства!), а потом все более и более принудительной. Такая мобилизация не могла не найти отражения и в организации издательской работы, в частности и в том, что касалось литературных сборников и альманахов. В годы Первой мировой войны начал складываться новый тип литературно-общественного альманаха. Это объединение литературных сил с определенной общественной целью, являющейся не оппозиционной, как бывало прежде, но в чем-то совпадающей с интересами государства. Можно назвать несколько таких альманахов: «Клич. Сборник на помощь жертвам войны под редакцией И. Бунина, В. Вересаева, Н. Телешова», Москва, 1915 (участвовали И. Бунин, А. Серафимович, И. Шмелев, Б. Зайцев, К. Тренев, М. Пришвин, К. Бальмонт, В. Брюсов, Федор Сологуб), «В эти дни. Литературно-художественный альманах», СПб, 1915 (участвовали М. Арцыбашев, А. Толстой, С. Городецкий, Н. Минский, И. Северянин). В нашей работе мы рассмотрим два из таких альманахов: «Невский альманах» и «Вечер „Триремы“».

«Невский альманах» — это альманах, в котором вместе выступили, с одной стороны, поэты и другие деятели культуры, а с другой — общественные деятели. Тексты, представленные ими, можно, без всякого сомнения, считать художественными, так что весь альманах характеризуется своей крайне высокой эстетической составляющей, хотя в нем представлены, пусть в небольшом количестве, вещи чисто риторические. Но что поражает именно в этом сборнике и что станет важной отличительной чертой именно такого типа сборников, а потом и литературных альманахов вообще, в последующую советскую эпоху, — это взаимное переплетение эстетических и общественных посылок, переплетение весьма тесное, иногда явно продуманное, иногда совершенно невольное, бессознательное. В результате альманах мог превращаться в цельное произведение, несущее мощное духовное послание.

Важно помнить, что этот альманах в отличие, например, от весьма известного и солидного «Русского Богатства» вовсе не был с самого начала задуман как протестное, оппозиционное издание. Наоборот, объединение в одном альманахе самых разных людей, хотя и принадлежавших вместе к одному «ордену русской интеллигенции», призвано было подчеркнуть, что у всех них, от боевого офицера Николая Гумилева, монархиста, преданного традиционной России с ее символами, до политического эмигранта кадета Максима Ковалевского, есть нечто общее, а именно преданность России как идее и реальности. Само издание такого альманаха отвечало желаниям тогдашней имперской администрации, но было частью процесса самоформирования автономного общества, воодушевленного тем общественным и эстетическим зовом, который нес этот сборник.

Существенной чертой этого литературно-общественного сборника, как и всех подобных последующих русских общественно-политических литературных альманахов, стало вынужденное уже самими жанровыми рамками, а зачастую и социально-политическими обстоятельствами темперирование критической линии в печатаемых материалах. Авторы альманаха не могли открыто выступить с конкретными обличениями жестокости, распущенности и некомпетентности русских правящих кругов. Однако и те детали, о которых здесь и там шла речь (например, гневный протест М. О. Гершензона против продолжавшегося и усугублявшегося правового и физического угнетения и унижения евреев в Российской империи), вкупе с общим тоном призыва к освобождению отдельных людей и целых народов, к борьбе за всеобщее примирение и понимание, не могли не выделить «Невский альманах» как издание по-настоящему значительное в духовном и общественном отношении.

Общий тон материалов, помещенных в «Невском альманахе», хорошо выражает заглавие заметки А. Ф. Кони «Mortuos plango» («О мертвых плачу»). Скорбь по многочисленным жертвам войны, по убитым, лишенным крова и согнанным со своих земель, скорбь по поводу всех, потерявших своих родных и близких, скорбь по поводу разрушения старых городов, уничтожения памятников, истребления природы и потери старого жизненного уклада — вот чувства, которые пристали человеку в этот исторический час, по мнению самых разных авторов сборника: Ф. Батюшкова, К. Баранцевича, А. Калмыковой, В. Кузьмина-Караваева, И. Озерова, М. Ковалевского. Некоторые авторы — М. Неведомский, В. Кранихфельд — хотят увидеть сквозь чад и дым сражений будущее восстановление человечества и человечности. Л. Пантелеев, А. Пругавин, А. Ремизов указывают именно на Россию как на чаемый источник и оплот духовного возрождения.

В «Невском альманахе» дает себя явственно почувствовать атмосфера тоски, ностальгии по прежней жизни, по прежнему времени. Эта атмосфера, особенно ощутимая при обращении к мотивам «памяти», «воспоминания», обретает в некоторых произведениях, напечатанных в «Невском альманахе», особую эстетическую значимость. Она придает ощущение красоты переживаниям, возникающим в душе, стремящейся сохранить образы прошлого и ушедшего. Так, в юношеских стихотворениях Блока («Juvenalia»), помещенных в этом альманахе, атмосфера ностальгии замечательно пластична; в нем веют цветовые воспоминания «золотого» и «синего», двух эмблематических цветов, часто ассоциирующихся с православными храмами:


Еще от автора Константин Маркович Азадовский
Генерал и его семья

Тимур Кибиров — поэт и писатель, автор более двадцати поэтических книг, лауреат многих отечественных и международных премий, в том числе премии «Поэт» (2008). Новая книга «Генерал и его семья», которую сам автор называет «историческим романом», — семейная сага, разворачивающаяся в позднем СССР. Кибиров подходит к набору вечных тем (конфликт поколений, проблема эмиграции, поиск предназначения) с иронией и лоскутным одеялом из цитат, определявших сознание позднесоветского человека. Вложенный в книгу опыт и внимание к мельчайшим деталям выводят «Генерала и его семью» на территорию большого русского романа, одновременно искреннего и саркастичного.


Стихи

«Суть поэзии Тимура Кибирова в том, что он всегда распознавал в окружающей действительности „вечные образцы“ и умел сделать их присутствие явным и неоспоримым. Гражданские смуты и домашний уют, трепетная любовь и яростная ненависть, шальной загул и тягомотная похмельная тоска, дождь, гром, снег, листопад и дольней лозы прозябанье, модные шибко умственные доктрины и дебиловатая казарма, „общие места“ и безымянная далекая – одна из мириад, но единственная – звезда, старая добрая Англия и хвастливо вольтерьянствующая Франция, солнечное детство и простуженная юность, насущные денежные проблемы и взыскание абсолюта, природа, история, Россия, мир Божий говорят с Кибировым (а через него – с нами) только на одном языке – гибком и привольном, гневном и нежном, бранном и сюсюкающем, певучем и витийственном, темном и светлом, блаженно бессмысленном и предельно точном языке великой русской поэзии.


На рубеже двух столетий

Сборник статей посвящен 60-летию Александра Васильевича Лаврова, ведущего отечественного специалиста по русской литературе рубежа XIX–XX веков, публикатора, комментатора и исследователя произведений Андрея Белого, В. Я. Брюсова, М. А. Волошина, Д. С. Мережковского и З. Н. Гиппиус, М. А. Кузмина, Иванова-Разумника, а также многих других писателей, поэтов и литераторов Серебряного века. В юбилейном приношении участвуют виднейшие отечественные и зарубежные филологи — друзья и коллеги А. В. Лаврова по интересу к эпохе рубежа столетий и к архивным разысканиям, сотрудники Пушкинского дома, где А. В. Лавров работает более 35 лет.


Лада, или Радость: Хроника верной и счастливой любви

Перед нами – первый прозаический опыт лауреата Национальной премии «Поэт» Тимура Кибирова. «Радость сопутствует читателю „хроники верной и счастливой любви“ на всех ее этапах. Даже там, где сюжет коварно оскаливается, чистая радость перекрывает соблазн пустить слезу. Дело не в том, что автор заранее пообещал нам хеппи-энд, – дело в свободной и обнадеживающей интонации, что дорога тем читателям стихов Кибирова, которые… Которые (ох, наверно, многих обижу) умеют его читать. То есть слышат светлую, переливчато многоголосую, искрящуюся шампанским, в небеса зовущую музыку даже там, где поэт страшно рычит, жалуется на треклятую жизнь, всхлипывает, сжавшись в комок, а то и просто рыдает… Не флейта крысолова, не стон, зовущийся песней, не посул сладостного забвения, не громокипящий марш (хотя и все это, конечно, у Кибирова слышится), а музыка как таковая» (Андрей Немзер).


Книга волшебных историй

«Книга волшебных историй» выходит в рамках литературного проекта «Книга, ради которой…» Фонда помощи хосписам «Вера».В тот момент, когда кажется, что жизнь победила нас окончательно, положила на обе лопатки и больше с нами ничего хорошего не случится, сказка позволяет выйти из этой жизни в какую-то совсем другую: иногда более справедливую, иногда более щедрую, иногда устроенную немножко подобрее, – и поверить всем сердцем, что правильно именно так. Что так может быть, а потому однажды так и будет. Сказка – утешение.


И время и место

Историко-филологический сборник «И время и место» выходит в свет к шестидесятилетию профессора Калифорнийского университета (Лос-Анджелес) Александра Львовича Осповата. Статьи друзей, коллег и учеников юбиляра посвящены научным сюжетам, вдохновенно и конструктивно разрабатываемым А.Л. Осповатом, – взаимодействию и взаимовлиянию литературы и различных «ближайших рядов» (идеология, политика, бытовое поведение, визуальные искусства, музыка и др.), диалогу национальных культур, творческой истории литературных памятников, интертекстуальным связям.


Рекомендуем почитать
Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Сто русских литераторов. Том первый

За два месяца до выхода из печати Белинский писал в заметке «Литературные новости»: «Первого тома «Ста русских литераторов», обещанного к 1 генваря, мы еще не видали, но видели 10 портретов, которые будут приложены к нему. Они все хороши – особенно г. Зотова: по лицу тотчас узнаешь, что писатель знатный. Г-н Полевой изображен слишком идеально a lord Byron: в халате, смотрит туда (dahin). Портреты гг. Марлинского, Сенковского Пушкина, Девицы-Кавалериста и – не помним, кого еще – дополняют знаменитую коллекцию.


Уфимская литературная критика. Выпуск 4

Данный сборник составлен на основе материалов – литературно-критических статей и рецензий, опубликованных в уфимской и российской периодике в 2005 г.: в журналах «Знамя», «Урал», «Ватандаш», «Агидель», в газетах «Литературная газета», «Время новостей», «Истоки», а также в Интернете.


Властелин «чужого»: текстология и проблемы поэтики Д. С. Мережковского

Один из основателей русского символизма, поэт, критик, беллетрист, драматург, мыслитель Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941) в полной мере может быть назван и выдающимся читателем. Высокая книжность в значительной степени инспирирует его творчество, а литературность, зависимость от «чужого слова» оказывается важнейшей чертой творческого мышления. Проявляясь в различных формах, она становится очевидной при изучении истории его текстов и их источников.В книге текстология и историко-литературный анализ представлены как взаимосвязанные стороны процесса осмысления поэтики Д.С.


Поэзия непереводима

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.


Языки современной поэзии

В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.


Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.


Самоубийство как культурный институт

Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.


Другая история. «Периферийная» советская наука о древности

Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.