От кетменя до мундира посла. Страницы жизни семьи, республики, страны - [13]

Истекло более шестидесяти лет, а в памяти сохранились образы десятков родственников, ушедших от нас, помнятся характеры многих из них.

Прошло много времени, пока я не взялся писать о своих родителях Кожомжаре и Марии (по свидетельству, знавшими ее в молодости, мама отличалась красотой). Мать моя была невысокого роста, с большими голубыми глазами, русыми волосами и выражением лица твердым и доброжелательным. Я окончательно убедился в правильности запечатлеть их черты. Сейчас я еще более утверждаюсь в дальновидности моего отца. Не увидев всего национального многообразия жизни, мы были бы лишены возможности впитать в себя дух предков. Мало какая страна мира может гордиться тем, что почти половина ее территории находится в высокогорье, что почти сорок процентов, – это роскошные летние пастбища. Причем значительная их часть в сыртовой зоне, на высокогорных плато. Время, проведенное отцом в кругу семьи, в условиях, напоминающих детские годы, среди родственников, чистого воздуха и лечебного питания, полностью восстановило его силы. Он устраивается помощником бухгалтера в местный колхоз имени Карла Маркса. Даже по тем в общем-то скромным меркам это хозяйство было бедным. Трудодни были скудными. Чтобы как-то прокормиться, отец взял в аренду участок земли, неиспользуемое неудобье. Из-за предгорного рельефа пашня трудно поддавалась поливам. К тому же требовалось очистить ее от многочисленных камней. Вот на таком поле надо было вырастить по арендному договору кукурузу для колхоза и подсолнечник для себя. Чтобы уберечь поля от набегов любителей попользоваться кукурузными початками молочно-восковой спелости и семечками подсолнуха (а таких было немало среди как четвероногих, так и двуногих существ), пришлось на краю делянки построить шалаш. В нем и жили. Старшие дети, шестнадцатилетней Автандил и тринадцатилетний Тариэл, названные отцом в честь героев эпической поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре», трудились на близлежащих адырах (предгорьях). В самые жаркие дни июля и августа, на жгучем солнцепеке заготавливали стебли черной полыни (по местному наречию «карашвак») – топливо для тандыра, в котором пекли душистые лепешки. Рубили кустарник кетменем, иногда замечали осиные гнезда, старались обходить их стороной, но хуже было, если встречали каракурта, заметить его было труднее, он обустраивал свое жилье среди сухих веток полыни, в верхних слоях почвы.

Лучшим временем после изнурительной работы были теплые южные ночи, когда под неумолчный звон цикад можно было приятно растянуться всем ноющим от усталости телом на жесткой войлочной кошме под бархатно-черным звездным небом. Войлок, изготовленный из овечьей шерсти, надежно предохранял от змей и ядовитых насекомых. Мне приходилось наблюдать в горах, как овца необъяснимым чутьем обнаруживала скорпиона, сдвинув в сторону небольшой камень, за которым он прятался, и тут же съедала его. Наблюдая за звездами, дети замечали серебристую полосу над головой, в седой древности ее называли Саманчынын жолу (дорога соломщика). На ней была видна каждая серебристая пылинка светящейся туманности, видимые звезды рассыпаны по всему ночному небу, но особенно густо в той полосе, которую мы называем Млечным Путем. Незаметно засыпали под убаюкивающие рассказы отца о вековой истории благодатной Кетмень-Тюбинской долины, о походах легендарного героя кыргызов непобедимого Манаса и истинных происшествиях, которые мягко убаюкивали. Эти сказки, басни, мифы, легенды, звучавшие словно новая музыка для нас, где все было неизведанное и опасное, будоражили наше воображение. До сих пор не знаем, замолкал ли отец, увидев, что сон сморил детей, или продолжал говорить, чтобы не оставить без ответа наше неизбежное: «А дальше?», звучавшее тогда, когда он намеренно прерывал рассказ в самом интересном месте. Может быть, он повторял эти истории для себя, чтобы не забыть или дополнить их новыми подробностями. Излишне говорить, что нам, как невероятное, и каждому в этом возрасте отец представлялся всеведущим хранителем мировой муд рости. Когда же на заре братья просыпались от птичьего гомона, отца уже не было рядом, не будя нас, он уходил в поле. И мы вслед за ним принимались за изматывающую работу земледельца. И в этих, можно сказать, нечеловеческих условиях, благодаря родителям и старшим братьям, семья не сломалась, выстояла, с достоинством вышла из этих испытаний еще более сплоченной и стойкой. Долина Токтогульского района до затопления водохранилищем была оазисом: источники и луга, зеленые пастбища и тенистые рощи, фруктовые сады. Под многолетними деревьями в чайхане пили кок-чай (зеленый чай), наслаждались местными фруктами и закупали ведрами огурцы и помидоры. Люди, покинувшие эти места не по своей воле, имели сельское хозяйство, свои традиции, культурный досуг. Мир всегда в движении. У людей везде и во все времена отбирали землю. Наш дом состоял из двух комнат и небольшой прихожей с печью, земляные полы утепляли кошмой. Внутренний дворик ограничивался хозяйственной пристройкой, за ним был разбит фруктовый сад. Летнюю открытую веранду, продуваемую со всех сторон, пристроенную к дому, облюбовали осы, устроив там свое гнездо. Особого беспокойства оно не вызывало, но угроза в ее постепенном росте присутствовала. Моя попытка сбить осинник привела их в ярость, и они остервенело набросились на меня, мне пришлось спасаться бегством. Летали они быстрее, чем я бегал, затылок горел от укуса ос, будто бы огнем обожгли…