От Каира до Стамбула - [82]

Фанаром сначала назывался просто греческий квартал, но скоро это слово стало относиться и к патриарху, и его синоду и теперь употребляется именно в этом значении, как, например, слово «Ватикан». История Фанара порой связана с насилием, часто трагична — из-за нетерпимости, амбиций, торговли тем, что священно. Скоро стало модным покупать эту должность, и султаны смещали патриархов по самому незначительному поводу, а то и без повода, просто для того, чтобы нажиться на назначении следующего главы церкви. За четыреста восемьдесят лет, с тех пор, как пал христианский Константинополь, средний срок правления патриарха составил менее четырех лет! Только тридцать четыре патриарха из ста семи умерли на своем посту, при этом восемь из них умерли насильственной смертью.

Фанар знал головокружительные взлеты и падения. Многих патриархов возвращали из ссылки, и некоторые правили по три-четыре раза! Это очень свойственно политической жизни на Балканах, а также очень в духе «Тысячи и одной ночи»: за падением и опалой часто следует быстрое возвращение былых милостей. Одним из результатов этой полной превратностей жизни стало устройство утопавшего в садах поместья на острове Принкипо, «загородного отеля» для опальных патриархов, где смещенные прелаты жили все вместе, и каждый ожидал, что его снова посадят на трон! В наши дни смещенный патриарх обычно удаляется в один из монастырей на горе Афон. Но самое странное для меня во всей этой истории о Фанаре — то, что столь ненадежная, полная интриг и опасностей жизнь оказалась так привлекательна для людей духовного звания. Известны случаи, когда принцы отказывались от трона, не желая такой доли, но константинопольский престол никогда не оставался без претендента, готового принести себя в жертву.

Власть Фанара и группировавшейся вокруг него греческой торговой верхушки достигла наивысшей точки в XVIII веке и с этого момента резко пошла на убыль. Сегодняшний Фанар, существующий в республиканской Турции, — всего лишь тень прежнего Фанара. Тем не менее формально все сохранено, и отсвет Византийской империи все еще падает на горстку греческих священнослужителей. Официальный титул патриарха звучит так: «Святейший Архиепископ Константинополя — Нового Рима и Вселенский Патриарх». Принятое обращение к нему — «Ваше Божественное Святейшество» или просто «Ваше Святейшество», а письма к нему до недавнего времени следовало начинать так: «Святейший Владыко, Богом избранный, Богом призванный! Почтительно падаю ниц и припадаю к священным рукам и стопам». Правда, за последние сто лет этот византийский узор сделался не таким прихотливым.

Патриарха избирают греческие епископы в Турции, и кандидат обязательно должен быть турецким подданным. При нем состоит синод из двенадцати епископов. Церемониал избрания, действовавший при султанах, республика, разумеется, отменила. Он включал в себя аудиенцию вновь избранного у великого визиря, который дарил ему плащ, шапку, посох и белого коня. Лозаннский договор внес изменения в закон об избрании, но из-за массовой репатриации греков-христиан и потери Турцией части территорий после Первой мировой войны паства константинопольского патриарха сократилась приблизительно до 100 000 человек. В основном, это греческие торговцы, все еще проживающие в Стамбуле.

За последнее время Фанар может похвастаться только одним, очень неожиданным приобретением. В 1922 году православные греки, живущие в Соединенных Штатах, были переведены из юрисдикции греческой церкви в ведение Фанара. Это приблизительно 300 000 человек. Мелиос IV, находившийся тогда у власти, основал Американскую православную греко-кафолическую церковь под покровительством Константинополя, но не всем это понравилось, и поступило предложение учредить независимый святейший синод для Америки. Пока он не создан (если он вообще будет создан), патриарх константинопольский находится в странном положении — большая часть его паствы живет по другую сторону Атлантики, что, впрочем, вполне в духе запутанной и беспорядочной истории Фанара.

Такси доставило меня в ту часть Стамбула, где старые дома теснятся на склоне, над бухтой Золотой Рог. Какое-то время мы ехали по плохой дороге, потом остановились перед высоким зданием. Греческий монах поспешно открыл дверь. Меня здесь явно ждали и, не задавая лишних вопросов, провели вверх по лестнице в одно из суровых, никогда не знавших женского глаза помещений, какие бывают в монастырях. Стены были увешаны фотографиями в человеческий рост, с которых проницательными, но, как правило, добрыми глазами смотрели патриархи с внушительными бородами. В углу стоял позолоченный стул. Я сел на него и от нечего делать стал наблюдать, как под окном торговец продает хлеб из корзины. В зазор между домами виднелись часть волнореза и кусочек сверкающей на солнце бухты.

Я сидел на плетеном стуле, смотрел на стол, покрытый старой скатертью с кистями винного цвета, причем нескольких кистей не хватало, и думал, что это все равно что прийти в гости в знатное, но обедневшее семейство, которое ютится в комнатах верхнего этажа, но хранит воспоминания о былой роскоши. Это была приемная патриархов, когда-то бороновавших императоров Византии, служивших у высокого алтаря Святой Софии, состязавшихся в могуществе с самим папой, шествующих по страницам истории в своих раззолоченных одеждах, похожих на одежды святых на иконах, благословлявших союз государства и церкви, преклонявших колени разве что перед самим Базилевсом. В этом темном тихом доме в местечке Фанар живут тени императоров и императриц: самого Константина, Елены, Юстиниана, Феодоры, Гераклия, Василиев и Михаилов Македонских, Иоаннов Комнинов, Палеологов. Странно, что Византия, где был настоящий культ роскоши, съежилась до этой темной комнатки в Стамбуле.