От Каира до Стамбула - [77]

Сквозь пелену снега с дождем, на фоне серого неба, похожего на небо над Манчестером или Абердином, я впервые увидел пологие холмы Константинополя, его темные купола и белые минареты.

На мосту, соединяющем центр Стамбула с торговым районом Галата, дребезжали трамваи. Снизу, с набережной, доносились пронзительные гудки автомобилей. Держа в руках карту, которую ветер все норовил вырвать, я смотрел сквозь дождь со снегом на прекрасные очертания молчаливого утреннего города. Я узнал мыс Сераль и огромный купол Святой Софии. Константинополь при таком скудном освещении выглядел довольно печально. Все это напоминало какую-то необычную рождественскую открытку.

Внизу, на набережной, в тоненьких плащиках, застегнутых до горла, с поднятыми воротниками и посиневшими от холода лицами, толпились решительно настроенные зазывалы. Они мертвой хваткой вцеплялись в пассажиров, едва те успевали спуститься по трапу. Я сошел на берег с красивой, но глупой идеей перейти Галатский мост. За мной тут же увязался молодой человек в матерчатой кепке. Он шел за мной и бормотал что-то, отдаленно напоминавшее английские и французские слова. Под пальто он прятал какую-то вещь, которую, видимо, очень хотел показать мне, а я, подозревая самое худшее, твердо решил на нее не смотреть. Упрямо сжав челюсти, я шел вперед, то и дело повторяя «уходите» на всех языках, на каких только мог припомнить это слово.

Мое явное нежелание общаться не отпугнуло молодого человека. Он не отставал и время от времени легонько подталкивал меня в бок, умоляя взглянуть на вещь, которую прятал на груди. И настойчиво повторял: «Пять фунтов, сэр, всего пять фунтов!» Наконец, потеряв терпение, и, честно говоря, снедаемый любопытством, не скрывает ли это загадочное существо под верхней одеждой византийский молитвенник, инкрустированный драгоценными камнями, я оглянулся и увидел, что он хочет сбыть мне маленький гипсовый бюст Джона Уэсли. Когда я недвусмысленно дал юноше понять, что не намерен покупать его, он сбавил цену до пяти шиллингов, а когда и это не помогло, вежливо приподнял кепку и быстро смешался с толпой.

Я отправился к Святой Софии, которая в действительности еще красивее и величественнее, чем на картинках. Она была вся в лесах, а за ними из-под побелки XV века проступала великолепная мозаика, выложенная по приказу Юстиниана. Я попробовал выяснить у гидов и хранителей, не жалеют ли они о том, что самую знаменитую мечеть в Турции республиканское правительство превратило в музей и теперь большинство посетителей видит в ней не мусульманский, а христианский храм. Ни один не признался в том, что сожалеет, — это было бы равносильно измене родине.

Не помню, на ипподроме или у цистерны Филоксена (что за жуткое место, с его высокими византийскими колоннами, уходящими под воду, и лодочником, подобно Харону увозящим вас во тьму!), ко мне привязался еще один молодой человек в потрепанном пальто. И снова я увидел знакомые черты Джона Уэсли. Цена колебалась между четырьмя фунтами и семью шиллингами шестью пенсами. Интересно, подумал я, почему именно Джон Уэсли преследует меня в Константинополе, какими судьбами этот христианин-нонконформист попал за пазуху к мусульманину в городе султанов.

Разумеется, я, как все, посетил Сераль, или, как его называют турки, Топкапы-Сарай — дворец и гарем султанов. До тех пор, пока в 1839 году Абдул-Меджид не переехал в другой дворец на Босфоре, здесь была резиденция султана и заседал знаменитый диван. Из-за пожара в 1865 году и железной дороги, проложенной позже вдоль стены, обращенной к морю, Сераль теперь пустует, если не считать нескольких проводимых здесь церемоний в год.

Мне это место показалось весьма интересным, но в то же время каким-то жалким, удручающим, примерно как Уайт-Сити или Уэмбли через несколько лет после того, как там перестали устраивать выставки. Ни в какое сравнение не идет с пышными описаниями в источниках XVII и XVIII веков. Но, возможно, в период своего расцвета — после свежей побелки, населенный яростными янычарами, черными и белыми евнухами, карликами, придворными в огромных тюрбанах и одеяниях из тончайшего шелка — Сераль действительно заслуживал восхищения. Топкапы-Сарай — наглядная иллюстрация того, что турецкую историю можно разделить на два периода: первый — когда султан в огромном тюрбане сидел на диване, поджав ноги и сжимая в руках ятаган; и второй — когда он сидел в кресле эпохи Людовика XV, одетый во что-то среднее между генеральским и адмиральским мундиром. Старый Сераль принадлежит первому периоду и, следовательно, интереснее более поздних дворцов Стамбула, выглядящих как свадебные торты в австрийских или французских провинциальных кондитерских.

Сераль интересен, прежде всего, тем, что он, собственно говоря, не является дворцом в привычном понимании этого слова. Это целый парк с беседками и другими постройками, рассыпанными здесь и там, без всякого плана. Некоторые из них большие, другие — маленькие, как летние павильоны; некоторые стоят отдельно, другие соединены длинными извилистыми переходами. Мне пришло в голову, что этот комплекс, устроенный Мохаммедом II на месте форума Феодосия в 1453 году, сразу после захвата Константинополя, вполне отражает кочевой характер