От Иерусалима до Рима: По следам святого Павла - [24]

И тут тишину спящего вокзала нарушило шипение и лязганье: в Алеппо прибыл еще один скиталец — потрепанный, пыльный состав со следами долгого пребывания в пути. Я с удивлением отметил, что это наш сотоварищ, тоже поезд компании «Торус экспресс», только следующий в противоположном направлении — из Константинополя, или Стамбула, как теперь его называют.

Оказывается, эти поезда пересекаются в Алеппо: один на последнем перегоне своего путешествия на юг, а другой, соответственно, в самом начале пути на север. В эти несколько минут, пока поезда стоят на станции, проводники спальных вагонов — замечательные люди в характерной униформе темно-коричневого цвета — успевают спуститься на платформу и обменяться парой-тройкой фраз на французском языке.

Стоя у открытого окошка и наблюдая за этой сценой, я подумал, что сам себя лишил изрядной доли дорожной романтики, когда решил добираться в Турцию через Сирийские Ворота[16] и сел в вагон с надписью «Compagnie International des Wagon-Lits». Подобные поезда — похожие друг на друга, как братья-близнецы, — ходят в Берлин, Париж, Рим, Вену, Будапешт и Афины. Проводники в одинаковых коричневых униформах застилают вам постель по вечерам и будят по утрам. Но, с другой стороны, это как раз тот момент, который сближает с эпохой святого Павла и помогает восстановить подробности его путешествий. Думается, подобные унифицированные спальные вагоны были бы весьма уместны в Малой Азии того времени.

Дело в том, что на всей территории Римской империи — от Британии на западе и до Каспийского моря на востоке — господствовал некий принцип интернационализма. Прежде всего, римляне озаботились проложить целую сеть великолепных дорог. Пользуясь этими дорогами, вы могли добраться от Иерусалима до Булони. И на всем протяжении этого долгого пути вы вполне могли обходиться всего двумя языками — латынью и греческим. Если же по дороге у вас, не дай бог, случилась беда или возникли какие-то проблемы, то достаточно только заявить о своем римском гражданстве (а именно так и поступил апостол Павел), и повсюду — что в Эфесе, что в Антиохии или Александрии, или даже в самом Риме — вам была обеспечена одна и та же юридическая и полицейская поддержка. Чтобы оценить это, достаточно вспомнить, какое количество бюрократических препон ждет вас на том же отрезке пути в наше время. В каждой стране собственные законы. Вам придется договариваться с различными представителями властей — французскими, швейцарскими, итальянскими, югославскими, сербскими, болгарскими, греческими, турецкими, сирийскими и палестинскими. Единственное, что роднит всех перечисленных чиновников — полное безразличие к вашей судьбе. Там, где раньше простиралась открытая дорога, сегодня возвели целую кучу границ — с таможнями и паспортным контролем. И повсюду вы будете наталкиваться на официальные барьеры. Вас ждут закрытые двери, бесконечные проверки и недоверчивые взгляды, словно в вас подозревают шпиона или контрабандиста.

И лишь здесь, в международных спальных вагонах, вы получите одинаковые — что в Париже, что в Стамбуле — одеяла и простыни; и завтраки вам будут сервировать на одинаковых голубых тарелочках, независимо от того, где вы находитесь — в Белграде или Барселоне. Эта одинаковость сервиса воспроизводит — во всяком случае, до некоторой степени — великолепную стандартизацию римских дорог, которая царила в античную эпоху.

Утренняя заря разгоралась над Алеппо, когда мы двинулись дальше — в плоскую и жаркую страну, которая ждала на севере. Наш поезд потихоньку удлинялся: время от времени на станциях к нему прицепляли все новые вагоны — обычные и вагоны-рестораны.

В одном из таких вагонов-ресторанов я и позавтракал. В меню входили яйца «обернуар», кофе и тосты. Впрочем, ел я рассеянно, все мое внимание поглощал пейзаж, открывавшийся за окном. Это был настоящий нецивилизованный Восток — такой, каким он сохранялся на протяжении последних столетий. Цепочки верблюдов маячили на горизонте, всадники с ружьями за плечами возвращались к себе домой — я видел стоявшие поодаль деревушки с глинобитными домиками и куполом мечети. Меня забавляла мысль, что, несмотря на все внешние отличия, этот современный вагон-ресторан является прямым восприемником древних караванов, которые двигались по Эгнатиевой дороге[17].

Напротив меня за столиком восседал мой сосед сириец — чисто выбритый, благоухающий одеколоном, в феске, сидевшей под каким-то немыслимо-высокомерным углом, — и задумчиво вертел в руках чашечку кофе. Как выяснилось, он ехал в Стамбул. Умирающий город, как сказал сириец. Турецкий диктатор Кемаль, или Ататюрк, «Отец турок», если пользоваться официальным титулом, решил обречь старый город на медленную смерть, а в качестве республиканской столицы развивать Ангору, то есть Анкару.

— Но разве можно убить Стамбул? — вопрошал сириец, взмахнув в воздухе наманикюренной рукой. — Он создан самой природой как мост между Востоком и Западом. Город, которому довелось побывать и крепостью, и базаром. Как можно убить такое чудо?

Я слушал его рассуждения о будущности Стамбула, а сам пытался отгадать, с какой миссией мой сосед едет в Стамбул. Меня интриговал его внешний вид — высокая красная феска, надушенные волосы, изящные ухоженные руки и бросающийся в глаза костюм. Этот человек казался сошедшим с обложки какого-нибудь приключенческого романа. Я так и не решился дать волю своему любопытству.