От и До. Книга 3. Свидетельства бывших атеистов - [14]

То есть, им достается вот это мировоззрение, в котором религия воспринимается только исключительно как инквизиция, или там государственная идеология, и они даже не особенно читают, не особенно задумываются. Им просто кажется, как, в общем-то, и мне казалось, что религия — это только ужасы, а атеизм — это прекрасное светлое будущее, прогресс, и это единственная идеология, которая может быть приемлема для современного разумного человека.

Я всегда разделяю две вещи. Первое: как, собственно, я уверовала, и второе: что меня к этому подвело. На мой взгляд, это две совершенно разные какие-то вещи. В принципе, можно делать все то, что я и делала, читать то, что я читала, но так и не стать верующим.

В любом случае встреча с Богом, это такой достаточно интимный личный процесс, который сложно описать. Который проще действительно описать: «я проснулся и почувствовал себя верующим».

На гуманитарном факультете у нас были в том числе и верующие преподаватели. И сама программа гуманитарного факультета способствовала погружению в тему. Потому что мы изучали старославянский язык и церковнославянский язык. И естественно, во многом это было связано и с историей Церкви, поэтому по крайней мере у меня появилась возможность как-то ближе соприкоснуться с темой. В том числе у нас был замечательный преподаватель, отец Иоанн. Он был нашим преподавателем по латыни. Наверное, это тот самый человек, посмотрев на которого, я поняла, что: «ну ладно, не все священники такие уж ужасные».

Я присмотрелась к отцу Иоанну. Он был разумный, образованный, умный, добрый человек, и для меня это было таким флажком: «о, ничего себе, ужасы жизни православных священников не всегда соответствуют действительности». То, что я об этом постоянно слышала.

Второе. Я всегда очень активно дискутировала и в интернете на эту тему. Очень много читала на эту тему. И вот эта моя страсть к философии подтолкнула меня к тому, что после моего бессмысленного гуманитарного факультета я поступила на еще более бессмысленный философский, получив степень магистра философии.

Наш философский факультет был и остается достаточно атеистическим, материалистическим. Все в таком суровом советском духе. На тот момент я уже достаточно много увлекалась русской философией. А в русской философии достаточно много спора и диалога вот с этим примитивным каким-то атеизмом, материализмом, в том числе и в советском изводе. Это и сборник «Вехи», его авторы, и Бердяев. И вот тот взгляд, скажем так, на материализм и на вот такой примитивный атеизм, который я там нашла, заставил почему-то меня поколебаться в этом отношении.

Я подумала: «ничего себе! Вполне разумно, в общем-то, люди рассуждают. И объясняют, что материализм и атеизм, это не единственный, скажем так, способ познания. Что вполне разумный человек может быть верующим и достаточно глубокие мысли на эту тему высказывать».

Но все равно у меня сохранялся последний тормоз на пути к вере. Это представление о том, что научное мировоззрение исключает веру. И соответственно, верующие ученые в этом контексте были какими-то такими «странными чудиками». Вот противоречие в определении.

Но когда я попала в аспирантуру, там меня хватило на год, но аспирантура дала мне очень интересный опыт. Это именно курс по методологии науки, как ни странно, который явился моим последним толчком по пути к вере. Это был общий курс и для гуманитариев, и для математиков и физиков.

И там давался достаточно широкий взгляд на науку. И было показано, что идеология научного материализма и атеизма и научный метод имеют на самом деле между собой очень мало общего. В общем-то, научный метод — это достаточно специализированный набор приемов, которые можно применить в достаточно узкой области человеческой жизни. Это не те приемы и не те вещи, которые отвечают на вопросы: «зачем нам жить? Как нам общаться с другими людьми? Что такое счастье и как прийти к этому состоянию?»

То есть, попытки материализма и атеизма применить эти вот инструменты в области человеческих отношений, любви, счастья, похожи на попытку забивать гвоздь микроскопом. Что есть совершенно другие области человеческой жизни, для которых наука неприменима. И она, в общем-то, не претендует туда лезть, если говорить о серьезной науке и серьезных ученых, которые понимают, чем они занимаются. А не об этом «попсовом» образе научности, который многие люди готовы воспринять без какого-либо размышления и сказать, что: «вот меня раздражают православные, потому что я за науку».

На самом деле, стоило мне в аспирантуре погрузиться в этот вопрос, как оказалось, что все совершенно не так линейно. И если говорить об интеллектуальном пути, это, наверное, был такой важный для меня стопор и важное открытие, которое я для себя сделала. Если говорить о вере как восприятии Бога, нельзя сказать, что ее можно достигнуть какими-то рациональными аргументами.

Если меня спросить: «Даша, а как ты поверила?», я тоже скажу, что я сидела на диване в зимней многоэтажке в городе под Новосибирском, и вдруг поняла, что Бог есть. К этому я пришла из достаточно такого мрачного настроения. Очень часто говорят, что люди приходят к вере из-за какой-то душевной травмы, и просто пытаются найти психологическую поддержку. Я могу сказать: «и да, и нет». Моя жизнь на тот момент была абсолютно нормальная. Это была жизнь, которая была свойственна и всему моему окружению. У меня не было какого-то большого потрясения, не было какого-то горя, которое бы толкнуло меня в Церковь, что я вдруг была бы так раздавлена, что я поняла: «вот, это единственное, где я смогу найти поддержку».