От Ханаана до Карфагена - [20]

По-видимому, после этих событий Азиру принял титул царя. Еще в своих последних письмах Рибадди говорил о сыновьях Абдиаширты. В более же поздних речь идет уже только об одном Азиру, который теперь явно рассматривался как единственный правитель Амурру. Потомки именно Азиру, а не его отца, считали основателем царской династии (Klengel, 1992, 165). Самого Азиру фараон называет так же, как и царей подчиненных городов — «человек Амурру» (ЕА, 162, 1; ср. ЕА, 141, 4: царь Берита Хамунири — «человек Берита»), Это, по-видимому, свидетельствует о признании фараоном царского титула Азиру или его равного положения с другими подчиненными царями. Хотя Азиру довольно агрессивно действовал на территории, подконтрольной фараону, рвать с египетскими властями не хотел. В своих письмах фараону он представляет себя верным слугой египетского царя и начинает их (ЕА, 156–157, 159–161) со стандартных формул унижения перед властителем. Даже явную агрессию — захват Цумура, непосредственно подчиненного египетским властям, — Азиру пытается оправдать недоброжелательством «великих», возглавлявших город (ЕА, 157, 10–11).

Одновременно Азиру старался поддерживать хорошие отношения и с хеттским царем, выступавшим в то время главным врагом Египта в Азии и вытеснявшим египтян из их азиатских владений. Дело дошло до признания царем Амурру хеттского царя своим верховным господином (ANET, 529–530), так что теперь у Азиру оказалось сразу два господина, враждебных друг другу, между которыми он умело лавировал (Liverani, 1983, 93–121).

По-видимому, под непосредственной властью Азиру оказалась вся северная часть Финикии вплоть до Библа, кроме Арвада. Под его контролем находились важнейшие пути, связывающие побережье с Внутренней Сирией, а также плодородная долина Аккар. Это делало Амурру доминирующей силой региона. Столицей своего государства он сделал, вероятно, Цумур, до этого являвшийся центром египетской провинции Амурру (Stieglitz, 1991, 45–48). К югу от собственных владений Азиру в союз с ним вступил царь Сидона Зимридда. Между Амурру, Сидоном и Арвадом был заключен союз, направленный в первую очередь против Тира (ЕА, 149, 57–61). Возможно, что к этому союзу присоединился и царь Берита (ср.: ЕА, 155, 67–68). А это означало, что практически вся Финикия, кроме Тира, в той или иной форме подчинилась царю Амурру.

После свержения Рибадди, вероятно, Тир остался единственным финикийским городом, верным фараону. Неизвестно, что произошло в нем после переворота, приведшего к власти узурпатора. Абимилки, письма которого к фараону сохранились в амарнской переписке, был, по-видимому, членом прежней династии, вернувшейся на трон. В очень сложной обстановке, сложившейся на сиро-финикийском побережье, Эхнатон сделал, видимо, ставку на Тир, надеясь с помощью его царя укрепить там свою шатающуюся власть. Между Тиром и египетским двором сложились какие-то отношения, не похожие на отношения с другими городами. Так, фараон назначил Абимилки рабицу, чем раньше был наделен глава египетской «провинции», и поручил ему сообщать о всех делах в Ханаане и его окрестностях, что тирский царь с удовольствием и делал (ЕА, 148 и другие письма). Возможно, такое положение Тира не устраивало Азиру, но, не решаясь на этот раз по каким-то причинам открыто выступить против оплота египетской власти на побережье, он решил действовать руками своего союзника сидонского царя.

Сидон и Тир явно были соперниками, и теперь сидонский царь решил воспользоваться сложившейся ситуацией, чтобы нанести своему конкуренту решительный удар. Не имея египетской военной поддержки, Тир потерпел поражение. Правда, сам Тир сидоняне захватить не смогли, но они завладели материковым городом Ушу, что лишило Тир пресной воды, леса, игравшего важную роль в повседневной жизни тирийцев и в их экспорте, и даже земли для погребения, ибо малые размеры островков не позволяли тирийцам иметь на них некрополь. Все сохранившиеся письма Абимилки фараону — это отчаянная просьба о помощи, дабы вернуть Ушу Тиру (ЕА, 146–155). Отчаявшись иными способами добиться помощи от египетского правительства, Абимилки пошел на необычный шаг: он объявил свой город владением старшей дочери Эхнатона Меритатон и себя ее слугою (ЕА, 155; Albright, 1975, 102), надеясь, что это заставит фараона оказать ему помощь (ЕА, 155, 59–61). Вероятно, это было в последние годы правления Эхнатона, когда при египетском дворе усилилось влияние Меритатон, а ее муж Сменхкара был официально объявлен соправителем фараона (Кацнельсон, 1976, 14–15). Помогло ли это Абимилки, сказать трудно. Эхнатон якобы собирался послать армию и флот, чтобы восстановить или укрепить шатающуюся власть, и местные цари выражали, по крайней мере, на словах, свою готовность принять войска фараона. Об этом сообщали в своих письмах цари Берита и даже Сидона, который на деле уже предпочитал союз с Амурру (ЕА, 142, 25–30; 144, 18–21). Сидонский царь даже надеялся с египетской помощью вернуть себе потерянные в результате действий хапиру некоторые владения (ЕА, 144, 26–32). Но никаких следов военной помощи египтян не обнаружено.