От ГУЛАГа до Кремля. Как работала охрана НКВД-КГБ - [4]
К сожалению, в 1943 году его взяли в Центральный аппарат на должность начальника оперативного главка, а к нам прибыл бывший заместитель начальника УНКВД Московской области Петров. Он был прямой противоположностью Блинову, не обладал способностями и умением руководить коллективом, а вот чего у него было в избытке — так это посредственное знание дела и халатное отношение к работе. Зато он преуспевал в охоте и рыбалке, распитии спиртных напитков и ухаживаниях за женщинами. Предаваясь забавам и утехам, мог днями не появляться на работе. Несмотря на тяжелую обстановку в стране, нужду и страдания людей, Петров вел себя безответственно. Находились у него и дружки из числа подчиненных руководящих работников, угодливо поставлявших ему все необходимое для застолья, в том числе и «живой» товар. В коллективе это знали, и слухи о поведении Петрова пошли по всему аппарату.
Не выдержав такого поведения Петрова, я, как-то оставшись с ним вдвоем, откровенно высказал, что говорят нелестного о нем в коллективе. Петров вспылил, наговорил мне дерзостей, и я, хлопнув дверью, ушел, понимая, что после этого нам вместе не работать. В обкоме партии Петров также не пользовался авторитетом, так как там знали о его отношении к работе и поведении. Первый секретарь обкома партии В.Г. Жаворонков как-то в разговоре со мной очень нелестно отозвался о Петрове:
— У меня руки до него не доходят. Но я до него доберусь.
В семье Петров жил скверно, вечно ссорясь со своей женой. У них были дочь и сын. Моя жена неоднократно была свидетельницей этих ссор.
После бурной сцены с Петровым я написал заместителю наркома Обручникову письмо с просьбой перевести меня в какую-либо другую область или освобождающуюся от оккупации республику. Свою просьбу я аргументировал несработанностью с Петровым, не указывая на его отношение к работе и компрометирующее поведение, так как всю жизнь не любил сплетен и тем более доносов. Оказывается, я это очень правильно сделал, так как Обручников и Петров были близкими друзьями и даже в Москве имели совместную интимную компанию. Мне стало известно об этом значительно позже. Вот почему приехавший в Куйбышев начальником УКГБ Огольцов получил отказ о назначении меня заместителем в УКГБ. А он об этом возбуждал перед Обручниковым официальное ходатайство. Петров тогда меня не отдал.
В январе я был вызван в Москву, где Обручников, не ссылаясь на мое заявление, предложил мне должность заместителя комиссара НКВД Латвийской ССР, хотя республика еще не была освобождена от фашистов, но руководство НКВД уже формировалось и прикомандировывалось в качестве оперативной группы к штабу Прибалтийского фронта, которым командовал Баграмян.
Я сразу же дал согласие.
В 1944 году в органах ввели новые воинские звания, и я получил звание подполковника. Провожали меня в Куйбышеве с большим сожалением и, зная мои неприязненные отношения с Петровым, считали, что он меня «выжил», не пожелав иметь такого несговорчивого заместителя. Вскоре после моего отъезда Петрова все-таки сняли с работы.
«АйЗСАРГИ»
Прикомандированная к штабу Прибалтийского фронта, наша оперативная группа в составе наркома НКВД А.П. Эглита, первого заместителя А.П. Сиекса, Н.С. Захарова и ряда других руководящих работников с боями продвигалась к риге. Вступление в ригу проходило в боевой обстановке. На улицах города мы подвергались обстрелу из автоматов и пулеметов из жилых домов и учреждений, где оставались недобитые «смертники» из «айзсаргов». Эта профашистская организация была основной опорой гитлеровцев в Латвии. Структурно она была организована на военный лад: полки, батальоны, роты, взводы со строгой дисциплиной. Вооруженные немецкой техникой и боеприпасами, «айзсарги» ушли в леса, где укрывались в хорошо оборудованных бункерах.
Живучести и обеспечению бандитского подполья способствовала существующая в Латвии хуторская система. Каждый богатый хутор являлся базой их обитания и укрытия. В помощь по борьбе с политическим бандитизмом нам была придана 5-я дивизия внутренних дел НКВД СССР, которой командовал хорошо образованный генерал-майор Леонтьев. Но этого было явно недостаточно, поэтому при каждом уездном городе были созданы истребительные батальоны из солдат, признанных годными к нестроевой службе, и из латышей местного населения, перешедших на сторону СССР. Эти батальоны оказывали нам действенную помощь.
Особую трудность мы ощущали в комплектовании органов кадрами. Эту трудность одолевать пришлось мне, как заместителю министра по кадрам. Я с благодарностью вспоминаю маршала Баграмяна, который по моей просьбе направлял нестроевиков в наше распоряжение. Особенную нужду мы ощущали в оперативном составе, а Центр присылал нам очень мало людей и то не лучшего качества. Однако большая часть начальников городских и волостных подразделений была укомплектована или за счет русских, или обрусевших латышей.
Некоторое время спустя к нам приехал еще один заместитель — по хозяйственной части — Кизимов, татарин по национальности. Так что в руководстве наркомата только я был русский, что накладывало свой отпечаток на мою работу.
На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.
В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.
Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.
Алан Фридман рассказывает историю жизни миллиардера, магната, политика, который двадцать лет практически руководил Италией. Собирая материал для биографии Берлускони, Фридман полтора года тесно общался со своим героем, сделал серию видеоинтервью. О чем-то Берлускони умалчивает, что-то пытается представить в более выгодном для себя свете, однако факты часто говорят сами за себя. Начинал певцом на круизных лайнерах, стал риелтором, потом медиамагнатом, а затем человеком, двадцать лет определявшим политику Италии.
«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.
Русский серебряный век, славный век расцвета искусств, глоток свободы накануне удушья… А какие тогда были женщины! Красота, одаренность, дерзость, непредсказуемость! Их вы встретите на страницах этой книги — Людмилу Вилькину и Нину Покровскую, Надежду Львову и Аделину Адалис, Зинаиду Гиппиус и Черубину де Габриак, Марину Цветаеву и Анну Ахматову, Софью Волконскую и Ларису Рейснер. Инессу Арманд и Майю Кудашеву-Роллан, Саломею Андронникову и Марию Андрееву, Лилю Брик, Ариадну Скрябину, Марию Скобцеву… Они были творцы и музы и героини…Что за характеры! Среди эпитетов в их описаниях и в их самоопределениях то и дело мелькает одно нежданное слово — стальные.