От грозы к буре - [89]

— Посылал, — согласился воевода.

— Не прошел он у тебя, так?

— Не прошел, — снова не стал спорить Золото.

— Стало быть, князь про нас ничего не знает, верно?

— Почему ж не знает. Ведал же он, что половцы сюда идут, иначе целый полк ольговский сюда присылать бы не стал. И о том, что худо нам, тоже ведает. Вот рать соберет и придет.

— Да его, может, самого разбили! — заорал Ядрила. — Его, может, и в живых-то нет, а ты — рать соберет и приведет! А есть ли кому ее собирать — о том подумал?!

Воевода вздохнул и посмотрел наверх, на стену. Оттуда выглядывали ратники, напряженно ждавшие, чем все закончится.

— Стало быть, ты тут самый чукавый? — произнес он спокойно, но голос его предательски подрагивал, выдавая волнение. — А ну-ка иди сюда поближе.

Ядрила нерешительно оглянулся. Подойти ближе означало оказаться в опасном соседстве от могучего кулака воеводы. Какова его сила, слышали очень многие, хотя на деле Юрко пускал его в ход от силы раза два-три, не больше. Бывает иногда, что иные средства просто бесполезны, а увещевания и уговоры вовсе вредны. Словом, не часто злоупотреблял этим Золото, но при случае мог, и потому Ядрила малость трусил.

— Да ты не боись, — ободрил его Юрко. — Ты ж сотник. Тебя бить нельзя. На веревку вздернуть — это дело другое.

— За что на веревку-то, Юрий Михалыч, — сбавил тон Ядрила, подойдя ближе.

— За смуту, кою ты в людишках ратных сеешь. Ты ж их ободрять должен, а у тебя все шиворот-навыворот получается.

— Я и ободряю, — гордо вскинул голову сотник. — Только ты опять не о том речь ведешь.

— А о чем ее вести надобно, по-твоему? — осведомился воевода.

— О том, как остальных спасти, потому что не отступятся степняки поганые от града, пока в свои руки казну княжескую не заполучат.

— Мыслишь, коли мы им все сундуки с ящиками отдадим, так они нас в покое оставят? — коротко уточнил воевода.

— В том у меня и вот у них, — повернулся Ядрила к своим приверженцам, — даже сумнения нету.

— Верно, верно! — загалдели те вразнобой.

— А у меня есть, — возразил Золото и улыбнулся хищно и даже чуточку радостно, будто волк, который обед предвкушает из молодого ягненка.

Ядрила даже попятился, нутром угадывая, что сейчас последует. В животе у него заурчало утробно. На двор бы сбегать, по нужде большой, но ратники не поймут, решат, что струсил. А ему просто приспичило, ничего больше.

— Да не боись, говорю, — успокоил его воевода. — Я ноне добрый. Давай, так и быть, выкопаем казну княжескую. Только, чур, уговор. Как мы ее из земли достанем, то опосля еще раз обговорим — отдавать ли ее хану половецкому. И ежели ты со мной согласишься, что не надо, тогда сам ее со своими горлопанами назад и зароешь, как было. Согласен ли?

— А обговаривать как будем? — покосился на пудовые кулаки воеводы сотник.

— По-доброму, Ядрила, по-доброму, — успокоил его Золото.

— Вот это другой разговор, Юрий Михалыч, — весело откликнулся сотник и бодро заорал: — А ну, братцы, мигом лопаты волоките, пока Юрий Михалыч дозволяет.

— Дозволяю, дозволяю, — кивнул воевода согласно и даже в сторону отступил, чтоб не мешать.

Извлекли тяжеленные ящики из земли через какой-то час с небольшим.

— Теперь вскрывай их все, — велел Золото сотнику.

Ядрила, никому не доверяя, мигом взломал верхнюю крышку и остолбенел, уставившись на содержимое. Потом запустил вовнутрь руку и извлек… увесистый булыжник. За ним последовал второй, третий, четвертый… Он лихорадочно бросился к следующему ящику, потом еще к одному, угомонившись лишь после того, как вскрыл десятый.

— Да тут же камни одни! — заорал он, будто остальные ослепли. — А казну куда ты дел, воевода?!

— Дурак ты, Ядрила, — вздохнул воевода. — Как есть дурак. Ты что же, не помнишь, как их наши ратники с ладей сюда сносили?

— Помню, — ответил сотник. — Торопились шибко, и ты сам пособлять взялся. Один еще развалился у тебя в руках, и серебро с золотом посыпалось прямо на доски пристани. Я это тоже хорошо помню.

— Потому я и помогать взялся, чтобы ящик развалился и все просыпалось, — усмехнулся воевода, пояснив насмешливо: — Один он такой был, чтоб хан увидал. А для надежности я еще потом и гонца к князю послал, чтобы его половцы поймали.

— Нарочно? — не поверил Ядрила.

— Знамо, нарочно. И сам Родион о том ведал. Упредил я его, что, скорее всего, на смерть он идет, да не простую. Помучиться придется. Указал под пыткой сознаться, что не в тех местах злато с серебром зарыто, кои в грамотке указаны, а в иных. После того и уверился Юрий Кончакович окончательно, что в Ряжске вся казна князя Константина ныне хранится.

— А… зачем?! — взвизгнул Ядрила истошным тоненьким голоском, искренне недоумевая.

— Вот потому ты и сотник доселе, хотя в дружине уже лет пять, — также спокойно пояснил Золото. — Я же хоть и полтора лета в ней состою, а уже тысяцкий.

— Да ты в любимцах у князя с воеводой Вячеславом ходишь — вот и все дела! Воюю-то я не хуже тебя! Или скажешь, что и это не так?!

— Вишь, как плохо, что нашему князю людишек не хватает, — ответил терпеливо воевода. — Полков много, потому нужда и заставляет его таких губошлепов, как ты, в сотники ставить. Воюют ратники простые, а нам с тобой еще и головой думать надобно, а не только есть ею. Для чего, я тебя спрошу, князю сила ратная нужна? Да чтобы смерда от беды уберечь. Чтобы у него с рала на поле не руда капала, а пот соленый. Ежели бы не слух про казну, куда бы Кончакович пошел? Верно, вниз по Проне подался бы. А сколь там селищ без защиты оставлено? Не сосчитать. Да и Рязань сама ныне тоже, почитай, как девка голая — бери да сильничай, кто хошь. Мы же всю орду на себя стянули и вот уже третью седмицу ее тут держим. Это как? Скажи, Пятак, — крикнул он. — Сколь хан уже при тебе людишек потерял?