От грозы к буре - [111]

— Я тоже пойду. Может, помогу хоть чем-нибудь, — вызвался воевода.

— И я с тобой, — подал голос Минька.

— Проститься с парнем не хочешь? — спросил у Константина Вячеслав.

— Он все равно без сознания, — откликнулся тот, продолжая сидеть, обхватив колени руками и продолжая сосредоточенно о чем-то размышлять.

Раненый Николка и впрямь никого не узнавал, только что-то безостановочно шептал пересохшими губами да стонал жалобно, пребывая в забытьи.

— Парня-то хоть сбережешь? — вздохнув, спросил у Маньяка Вячеслав, с тоской глядя на юного спецназовца.

— Постараюсь, — буркнул тот, прикладывая руку ко лбу раненого, а вторую — к его груди. — Сейчас вот добавлю ему силенок, да к князю вернусь.

— А может, двоих вытянешь?

— Я даже без этого парня князя долго не удержу. Подсобить уйти в светлый ирий — это еще потяну, но не боле.

Вячеслав в ответ только зло скрипнул зубами, но сдержал себя.

Вернулись они втроем, как и уходили. Впереди шел Маньяк, чуть сзади — воевода, а последним плелся Минька.

— Как там он? — встретил их вопросом Константин.

— Так же, — ответил ведьмак и заметил: — Ты бы поспешил, княже. Мне его надолго этой ночью оставлять нельзя. И тебе одному туда не уйти.

— Ты куда его торопишь, нечисть болотная?! — не выдержав, сорвался Вячеслав.

Маньяк кинул на воеводу злой взгляд, но тут же пробурчал, низко склонив голову:

— Это не сам ты — печаль в тебе за друга сердешного словеса поганые изрекла, а посему прощаю за них. Тороплю же, потому как этой ночью не удержать мне их обоих, — пояснил он. — Я ведь не всесильный. И мне предел имеется.

— Тогда иди к нему, — медленно поднялся на ноги Константин.

— А… ты как же? — оторопел ведьмак.

— Иди, — твердо повторил князь. — И вы тоже… идите, — обратился он к друзьям. — Там вы нужнее.

— Может, хоть ему дозволишь остаться? — кивнул Маньяк на Вячеслава. — Ежели что, так он хоть… — Он, не договорив, выразительно покосился на меч воеводы.

— Славка все равно не сможет, — быстро перебил князь друга, уже открывшего было рот в праведном негодовании.

Наступило молчание. Ведьмак явно трусил, то и дело вытирая выступавший на лбу пот своей войлочной шапчонкой. Изо всех троих только он мог, хотя и с трудом, представить себе ужасную картину того, что должно было случиться. Остальные просто смотрели на князя: Минька с каким-то детским простодушным восторгом, совершенно ничего не представляя, но считая, что именно так и надо поступать, а Вячеслав… Трудно сказать, что он думал. Лицо его оставалось бесстрастным, и только заходившие на скулах желваки давали понять, что на самом деле воевода далеко не так спокоен, как это может казаться.

Константин же смотрел даже не на них, а куда-то вдаль, поверх их голов, будто разглядывал что-то, видимое лишь ему одному.

— А может, я и впрямь останусь, — нерешительно предложил Вячеслав. — Не затем, конечно, чтобы ну… того, но вдруг я действительно помочь тебе сумею.

— И нас заодно предупредил бы, когда час настанет от тебя разбегаться, — жалобным тоном добавил ведьмак, в очередной раз вытирая шапчонкой обильный пот на лысине.

— Не надо. Ты свой бой уже выиграл, Слава. И не один, — спокойно ответил Константин. — Теперь мой черед. А разбегаться никому не придется, — обратился он к Маньяку. — Если я и не одолею, то ему все равно не победить. Всего себя сожгу без остатка, но ему не достанусь.

— Вспомни, что Васса сказывала, — возразил было ведьмак. — Вспомни и помысли — не потому ли она тебе про другую дорожку поведала, что от ентих глупостей остеречь хотела?

— Может, и так, — согласился Константин. — А может, и не совсем. Я сейчас, пока ребятам рассказывал, про другие ее слова вспомнил. О рассвете, который за сумерками приходит.

— Или ночь, — заметил Маньяк.

— Или ночь, — эхом откликнулся князь. — Но это мы еще поглядим, — зло пообещал он кому-то невидимому. — К тому же лучше пусть ночь, чем жить в вечных сумерках. Знаешь, как один великий царь развязал сложный узел? Рубанул его мечом, и вся недолга.

— То узел, а то Хлад, — не унимался ведьмак. — Попробовал бы он тут рубануть, а я бы на него посмотрел. И супротив кого ты меч собираешься обнажать?

— А я голыми руками.

И в этот самый миг из глухой темноты донесся стон Николки. Прозвучал он так отчетливо, будто спецназовец находился совсем рядом.

— Подтверждает, — заметил Константин. — Ну, все. Идите.

— А попрощаться, — заикнулся было ведьмак, но тут же получил увесистый тычок в бок от стоящего рядом воеводы.

— Русские князья так просто не помирают, — почти ласково пояснил Вячеслав и, приняв командование на себя, распорядился: — Всем кру-у-у-гом! К раненому шаго-ом марш!

И столько властной уверенности прозвучало в этом голосе, что оба его спутника послушно развернулись и направились к Николке. Вячеслав, уходивший последним, обернулся, внимательно посмотрел на друга и удовлетворенно кивнул:

— Удачи тебе. Хотя сдается мне, что б ни случилось, а свое сражение ты уже выиграл… Рюрикович.

— Пока еще нет, — вздохнул Константин, не поняв друга.

— С самим собой, — пояснил тот.

— А Хлад?

— Себя одолеть тяжелее всего, — улыбнулся ободряюще воевода.

Дождавшись, пока друг скроется в непроглядной темноте, Константин неторопливо улегся на мягкую, пружинящую, как тугой матрац, сосновую хвою.