От греха подальше - [26]

— Заходи ко мне иногда… Пожалуйста, я тебя очень прошу.

Я пообещала и отправилась к себе в комнату.

Но не дошла до нее. Ноги у меня все еще болели, а через полтора часа была назначена репетиция с Шуриком. И я решила немного размяться, а заодно осмотреть весь лагерь. До сих пор у меня не было такой возможности.

За час с небольшим я досконально изучила все кругом и теперь хорошо представляла себе расположение всех жилых, служебных и подсобных помещений. Я побывала на кухне, в гараже и медпункте, на конюшне и теннисных кортах. Несколько раз я нарывалась на крепких молодых парней, в которых без труда узнавала охранников. Они не проявляли ко мне никакого интереса, что совершенно не удивило меня. Мне уже сообщили, что им без нужды запрещено было даже близко подходить к девочкам, о чем, судя по их суровым лицам, они хорошо помнили. Жили они в отдельном домике у дороги, по которой я приехала сюда.

Молодых мужчин, кроме охранников, я не видела ни разу. Скорее всего таковых в заповеднике не держали. В основном обслуга состояла из пожилых незаметных женщин крестьянского типа и трех-четырех мужичков пенсионного возраста. Всего, вместе с охраной, по моим подсчетам, получалось человек двадцать.

Я зашла в лес и, пройдя по нему несколько десятков метров, поняла, почему вокруг лагеря не было никакого ограждения. В нем не было никакой нужды. Дремучий лес был надежнее колючей проволоки. Громкий треск неизвестного зверя в нескольких шагах от меня убедил меня в этом окончательно. Покинуть лагерь можно было лишь одним способом: по единственной ведущей в него дороге.

Моя прогулка не добавила мне положительных эмоций, но, во всяком случае, я хорошо представляла теперь, в каком положении нахожусь.

Я направилась к своему коттеджу, чтобы немного передохнуть и переодеться.

* * *

Шурик с мегафоном в руке, в шортах и линялой майке дрессировал нас, как диких зверей. В старой бейсболке и темных очках на носу он был похож на престарелого рокера. Но еще больше он напоминал кинооператора, так как во время репетиции восседал на вышке собственной конструкции, похожей на высокую стремянку с маленькой площадкой на самом верху. На этой площадке с трудом помещались вращающееся колесо и маленький столик с укрепленным на нем универсальным пультом, с помощью которого Шурик производил все необходимые ему световые, музыкальные и пиротехнические эффекты.

Его голос, многократно усиленный мегафоном, мог разогнать всех зверей и птиц по всей округе. Однако в особо ответственные минуты Шурик, отбросив мегафон, использовал исключительно силу своих легких и, надрывая связки, достигал не менее оглушительного эффекта.

Этот человек был настоящим фанатиком своего дела, не жалел ни себя, ни исполнителей и мог репетировать целыми сутками. Может быть, благодаря этому добивался невероятных результатов.

На берегу озера в глубине лесной поляны специально для этого представления был сооружен романтический грот, настолько тщательно сработанный, что производил впечатление природного. Из расщелины в камнях струился небольшой водопад. Сочетание натурального леса и тщательно продуманных, со вкусом расположенных деталей превращало берег озера в произведение искусства.

Практически вся территория лагеря и прилегающего к нему леса была напичкана различными осветительными приборами. Манипулируя ими со своего пульта, Шурик мог любой уголок заповедника превратить в сценические подмостки, подобных которым невозможно создать ни в одном театре.

То, над чем мы бились полдня, он скромно называл живыми картинами. Видимо, другого названия для подобных представлений пока не существует. По его замыслу, представление должно было начинаться в полной темноте. Добиться этого было нетрудно, так как по ночам, кроме звездного неба и луны, ничто не могло помешать его замыслу.

Постепенно все вокруг заполнялось волшебным светом, одновременно возникала сложная звуковая партитура, соединяющая в себе голоса леса и фантастическую музыку. Голубой дым, стекающий по земле к кромке озера, придавал картине и вовсе нереальный характер.

Мы могли только догадываться, насколько все это должно быть красиво ночью, поскольку репетиция проходила днем.

На прибрежных камнях и по всей поляне в эффектной мизансцене мы должны были, замерев в изысканных и соблазнительных позах, находиться в таком положении не менее трех минут. Будущим зрителям давалось время насладиться живой картиной.

А потом картина должна была стать по-настоящему живой. Мы больше не изображали неподвижные манекены и приступали непосредственно к действию. После нескольких довольно непростых для меня танцев мы сбрасывали с себя полупрозрачные голубые одеяния и преображались в русалок. Из глубины озера поднялся многоступенчатый постамент, на котором мы должны были замереть в причудливых позах в финале представления. Постамент превращался в огненный фонтан, небо озарялось роскошным фейерверком. Все действо сопровождалось музыкой Моцарта. Словом, было сделано все, чтобы доконать потрясенного зрителя.

Наверняка подобное представление на самом деле можно было назвать шедевром. Однако мы настолько вымотались в процессе репетиции, что нам все уже было глубоко безразлично.