От греха подальше - [11]

Надо сказать, что порок в этом действе выглядел довольно привлекательно, а добродетель, доведенная до последней грани отчаяния и обнаженности, обретала вдруг невиданную силу. Недавняя жертва теряла всякий стыд и сострадание к своим бывшим подругам и повергала их ниц к своим красивым длинным ногам.

Я вынуждена была признаться самой себе, что танец производил сильное впечатление. Поэтому я попыталась найти Александра, чтобы сообщить ему об этом.

Но Александр куда-то запропастился. Как я ни старалась напрягать зрение, в полумраке зала я не могла разглядеть лиц сидевших вокруг меня людей. Но я была почти уверена, что их взгляды были обращены в мою сторону. Я это чувствовала. И мне было очень неуютно.

Красивая музыка сменилась звенящей тишиной. Мне казалось, что я слышу стук собственного сердца.

И вдруг я поняла, чего ждут от меня все эти люди. Они ждали моего выступления.

«Неужели я вчера обещала это Александру?» — с ужасом подумала я.

Красивый брюнет в белоснежном костюме делал мне со сцены какие-то знаки, их смысла я никак не могла понять. Мужчина в белом проявлял все признаки нетерпения. Теперь я чувствовала себя уже полной дурой.

Чьи-то сильные руки буквально вытащили меня из-за стола. Я оказалась на сцене. Зазвучала знакомая музыка. Это была завораживающая мелодия, сопровождавшая «Поцелуй змеи». Как я могла забыть! Я ведь договаривалась с Александром, что заменю в его шоу Марину! Но почему он даже не репетировал со мной?

Деваться было некуда, и я начала какую-то нелепую импровизацию, на ходу придумывая замысловатые коленца. Руки и ноги плохо слушались меня. Находясь в полуобморочном состоянии, я даже не заметила, как сняла с себя практически всю одежду.

За ближним столиком я вдруг заметила Германа. Он смотрел на меня с отвращением. Мне хотелось объяснить ему происходящее, и, не прекращая своего безумного танца, я направилась в его сторону. Музыка становилась все громче, все пронзительнее и, наконец, превратилась в какой-то душераздирающий звон… от которого я проснулась.

Я лежала в своей кровати. За окном ярко светило солнце. Громко и настырно звонил телефон. Взяв трубку, я услышала добродушное ворчание Мельникова:

— Ты куда пропала? Вчера весь вечер тебе звонил.

— Извини, Андрюша, — не своим голосом ответила я, — ты на работе? Я тебе сама перезвоню попозже.

— У тебя все в порядке? — с тревогой спросил он.

— Все хорошо, не волнуйся.

Я повесила трубку и откинулась на подушку. Холодный пот покрывал все мое тело. Сердце трепыхалось, как птичка в клетке. Усилием воли я заставила себя вылезти из-под одеяла.

— Горячий душ, чашка кофе и только потом сигарета, — сказала я себе самым строгим из моих голосов.

Душ смыл с меня остатки ночного кошмара, чашка кофе «согрела мне душу», а сигарета окончательно вернула к жизни.

Отложив толкование сна, так сказать, «на сладкое», я набрала номер телефона Мельникова.

Андрей был скрупулезен и дотошен. В своих изысканиях он расширил возрастные границы, заданные мной, и рассказывал теперь о результатах вчерашней работы. Я вынуждена была выслушать статистические данные о пропавших без вести за последние десять лет, причем как женского, так и мужского пола.

Проанализировав эти данные, он уже придумал целую теорию о возрастных группах риска, наиболее склонных к бесследному исчезновению. Потом сам же эту теорию раскритиковал, не оставив от нее камня на камне. Объяснялось все просто: такими словопрениями он мстил мне за мое вчерашнее хамство.

— А теперь слушай сюда, — наконец сменил он гнев на милость.

Я прильнула к телефонной трубке и затаила дыхание.

— Насколько я понял, тебя не интересуют всякие панки, хиппи и прочие неформальные меньшинства. Они всегда гуртом убегают в Петербург, и мы их отлавливаем в течение недели.

— Не интересуют, — подтвердила я решительно.

— Жмурки, как я понимаю, тебя тоже не волнуют.

— Не волнуют, — согласилась я, теряя терпение.

— Бомжих, алкоголичек не желаете? Могу предложить пяток.

— Не желаем, — выдавила я сквозь зубы.

— Скучный ты человек, Иванова. Никакой в тебе романтики!

— Послушай, в конце концов… — я не находила слов от ярости. — У тебя есть совесть?

Мельников добился своего. Сумел вывести меня из себя, чего ему до сих пор ни разу не удавалось.

— Что с тобой, Иванова? О какой совести ты говоришь? Разве не поняла, что я вкратце пересказал тебе тот путь, который вынужден был пройти, выполняя твое поручение. А я ведь не рассказал тебе еще и десятой доли.

Я все поняла. Это не было местью. Это была законная гордость профессионала, сумевшего перерыть кучу информационного навоза и в ее недрах обнаружить жемчужину — единственно важный для меня факт. И за это я наорала на него, как последняя дура. Мне хотелось провалиться в преисподнюю от стыда.

— Мне стыдно, Мельников. Прости меня. Пожалуйста.

— Да ладно, с кем не бывает, — окончательно убил он меня своим великодушием.

После чего с чисто профессиональной лаконичностью сообщил мне, что заданные мною параметры: юность, внешняя привлекательность и внезапное исчезновение, позволили сократить круг его поисков до нескольких десятков дел. Молодые красивые девушки пропадают в Тарасове часто. Но обычно ненадолго. Чаще всего их находят живыми или мертвыми довольно быстро. Ненайденными остаются единицы. За истекший период было два таких случая, но он надеялся, что «его милый частный детектив» не занимается ни одним из этих дел, так как полагает их абсолютно «гиблыми».