От греха подальше - [8]

Виктория изумленным взглядом окинула серый четырехдверный автомобиль, стоявший на обочине.

— Этот автомобиль из проката?

— Да. Уж не думаете ли вы, что к собственной машине я отношусь с меньшим уважением? Эта безобразная модель вовсе не моя любимая.

Виктории принадлежал автомобиль такой же марки — теперь он стоял в гараже у Амоса, — но она решила не говорить Роуну об этом.

— Неужели вы взяли напрокат машину в таком состоянии?

— А в чем дело? Она отлично бегает.

— Я имею в виду разбитые фары, треснутое ветровое стекло, погнутое крыло, отсутствующие колпаки на колесах… про грязь вообще умолчу…

— Ах, это… Мне пришлось много поездить за последние две недели.

Две недели? Амос не преувеличивал, когда строго запретил ей передавать руль своего фургона в руки племяннику.

— Прокат на выезде из города, мы будем проезжать мимо.

Амос стоял на крыльце, наблюдая за их сборами. Виктория подошла к нему и обняла на прощание.

— Берегите себя, — сказала она. — Мне будет недоставать вас.

— Как-нибудь обойдетесь без меня, — ответил он, подмигнув. — Двоим молодым людям, которых ждут впереди две недели пути и бесконечные трудности, не нужна компания старика.

Виктория попыталась возразить, но он не позволил ей говорить.

— Роун на самом деле не такой уж плохой парень, — сказал Амос, понизив голос. — Дай ему шанс, и он возьмется за ум. Тогда вы оба, я в этом уверен, хорошо проведете время.

— А разве большинство мужчин не берется за ум, выйдя из юношеского возраста? — прошептала она в ответ. Но смягчила свой вопрос улыбкой. Она не хотела, чтобы Амос слишком беспокоился о ней.

Роун тоже быстренько обнял Амоса и беспечно пообещал, что они будут осторожны. Помахав и посигналив на прощание, они отправились в путь — навстречу тому, о чем Виктория и не подозревала.

Роун двинулся за ней на своем автомобиле, и обе машины направились к станции проката. Сказать, что Роун следовал за Викторией, было не совсем точно. Он явно не любил тащиться сзади, поэтому поскорее перестроился в левый ряд, успел перескочить перекресток на желтый свет, но вынужден был притормозить у обочины и ждать Викторию, которая застряла на красном.

— Так ему и надо, — зло пробормотала девушка. Как только загорелся зеленый, Виктория нарочито медленно двинулась вперед.

Роун пробыл на прокатной станции довольно долго — очевидно, пытался оправдаться за повреждение машины. Когда же наконец вышел, он поднял вверх один палец, показывая, что ему нужна еще одна минута, а затем быстро пересек автостоянку и исчез за дверью магазина. Через пару минут Роун появился на пороге с большим белым пакетом в руках.

— Горючее, — радостно заявил он, усаживаясь на сиденье рядом с Викторией и вытаскивая из пакета два стаканчика кофе с плотными пластмассовыми крышками и два завернутых в бумагу огромных бутерброда: один с колбасой, другой с сыром. — Булочки из отрубей были просто объедение, но мой организм нуждается в чем-то более существенном. У меня необычно интенсивный обмен веществ — бурный процесс сгорания требует подпитки.

Виктория не сомневалась в этом. Он был крупным мужчиной без капли жира. Его мощное тело сжигало множество калорий. И это была еще одна причина, чтобы испытывать к нему неприязнь. Он мог есть все, что хотел, и никогда не толстел.

Виктория, правда, тоже не страдала от лишнего веса, но только благодаря тому, что соблюдала диету и изнуряла себя множеством физических упражнений.

Роун протянул ей один из своих бутербродов.

— Можете съесть, если хотите, — вежливо предложил он.

— Нет, благодарю, — отказалась Виктория с легкой дрожью в голосе. Она была признательна ему за проявленную щедрость, но одной только колбасы ей хватило бы едва ли не на пару месяцев. Она включила зажигание. — Пожалуйста, пристегнитесь.

Сначала ей показалось, что Роун собирается возразить, но затем она заметила, как изменилось выражение его лица, когда он защелкнул ремень, перекинутый через плечо, — у него был вид, как у льва, посаженного на цепь.

— Вы не любите пристегиваться ремнем? — спросила она, удивляясь, как можно в наше время и в таком возрасте протестовать против правил безопасности.

— Я не выношу ограничений, страдаю, можно сказать, клаустрофобией. Кроме того, я фаталист и верю, что если на роду написано погибнуть, значит, так оно и будет, и никакие ремни тут не помогут.

— Это правда, — согласилась Виктория. — Но я боюсь не самой смерти, а того, что будет, если, например, получив серьезную травму, останусь жива. Перспектива провести остаток дней в доме инвалидов меня почему-то не прельщает.

— Но я ведь пристегнулся, не так ли? — нетерпеливо спросил Роун.

Глядя на него, ей по-настоящему стало весело.

— Простите, но я обожаю читать нотации. Нравоучения — одна из моих самых вредных привычек. Постараюсь следить за собой и сдерживаться… О-о-о, пожалуйста, только не крошите в машине! Профессор очень щепетилен в отношении своего фургона.

Роун зажал в кулаке крошки, уже готовые упасть на обивку сиденья и коврик под ногами.

— Наверное, и курение в машине тоже исключается.

Она с трудом удержалась от выражения своего негодования.

— Вы курите?

— Иногда. Но сведу курение до минимума, если это вас беспокоит.