От Ельцина к...?: Хроника тайной борьбы. Книга 1 - [8]

Региональные элиты. За прошедшие два года региональная элита стала более самостоятельной, иерархизировалась, почувствовала большую уверенность. Однако в скрытой борьбе с центром она не шла дальше того, чтобы подчеркнуть свою дистанцированность от него, расширить свои властные полномочия, сыграть на струнах местнического патриотизма. Сепаратистские мотивы отсутствовали. По-видимому, радикальных изменений в государственном устройстве страны никто из региональных лидеров сейчас не хочет. В этом смысле ситуация вокруг Чечни выявила их заинтересованность в сохранении Федерации.

Усилился страх региональных лидеров перед президентом и в то же время дал дополнительные стимулы к поиску его преемника. Вырисовываются параметры требований к кандидату, приемлемому для региональных элит: номенклатурная укорененность (как Ельцин), предсказуемость (отсутствие которой  — главный недостаток Ельцина).

Состояние массового сознания. На старте президентской избирательной кампании массовое сознание находилось в ином, чем перед парламентскими выборами 1993 и 1995 годов, состоянии.

После мощнейшего лавинообразного процесса декоммунизации массового сознания в годы горбачевской перестройки, который был использован Б. Ельциным и демократами на президентских выборах 1991 года, уже в 1993 году появились явные признаки идеологического отката, представлявшего собой реакцию на очень высокие темпы социальных перемен, неопределенность будущего и потерю социальных статусов и самоидентификации. В тот момент общество оказалось фактически расколото на сторонников «партии движения» и «партии прошлого»  — доли тех, кто желал вернуться в доперестроечное время, и тех, кто желал жить в настоящем, приблизительно сравнялись. Так, в октябре 1993 года треть населения предпочитали рыночную систему плановой (в феврале 1992 года  — 52 процента) и столько же  — планирование рынка (в феврале 1992 года  — 27 процентов).

Осью, организующей политическое пространство, оставалось отношение к президенту. Ельцин был «полюсом притяжения» реформаторских сил, так что в избирательной кампании 1993 года сохранилась биполярная логика  — «партия президента» против остатков «партии Верховного Совета». Это обстоятельство плюс проведение в те же сроки референдума по Конституции и выборов в Совет Федерации обеспечили относительно высокую мобилизацию избирателей.

В 1996 году в обществе шло два параллельных процесса. В поведенческом плане продолжалась индивидуальная адаптация к новому обществу, «разгосударствление» личной жизни и становление «приватного» человека. Этот социально-психологический сдвиг привел к дерадикализации общества, росту аполитичности и негативного отношения к власти. В то же время все заметнее становился «ностальгический синдром». В сентябре 1994 года всего 22 процента опрошенных утверждали, что жить стало лучше, чем до перестройки, а 58 процентов были недовольны настоящим. В декабре того же года сторонники планирования превышали «рыночников» в соотношении 41:26. 70 процентов опрошенных сожалели о распаде СССР, причем 40 процентов определяли себя как сторонники восстановления Советского Союза. До 60 процентов населения были убеждены в том, что свобода и демократия принесли с собой утрату порядка, а сторонники порядка побеждали демократов в соотношении 76:9. Приведенные данные опубликованы в сборнике ВЦИОМ «Экономические и социальные перемены», 1995 год, № 1, с. 23–24.

Таким образом, в обществе возникло новое «идеологическое» большинство, сформированное массовой реакцией на сложности социальных перемен. Это большинство было готово наказать нынешнюю команду реформаторов за тяжелые испытания, однако не собиралось реставрировать «старый порядок». Во-первых, новый «приватный» человек поддерживает принципиально иные, чем «человек советский», ценности: он ориентируется на «законность и порядок», «стабильность» и «достойную жизнь» и не приемлет «мобилизационную» идеологию тоталитарного режима. «Центристское» неприятие крайностей все сильнее укореняется в массовом сознании. Во-вторых, большинство населения фактически интернационализировало основные достижения перестроечного периода: свободу слова, сближение со странами Запада, свободу выезда из страны, свободу предпринимательства. Наконец, как это ни парадоксально, реформаторам легче собрать большинство в стране по конкретным проблемам, чем по принципиальным идеологическим вопросам.

Вместе с тем произошел разрыв между властью и обществом, который был многократно усилен чеченским конфликтом. Примером мог служить наблюдавшийся с начала чеченской войны всплеск антимилитаристских настроений. По данным фонда «Общественное мнение», общество поддерживало акции солдатских матерей, пытавшихся забрать своих детей, воевавших в Чечне (75 процентов), и положительно относилось к отказам военнослужащих выполнять приказы в ходе военных действий в Чечне (53 процента).

Сильнее всего антивоенная установка проявилась в родительской части общества. Согласно опросу фонда «Общественное мнение», 42 процента респондентов собирались на президентских выборах голосовать за противников военных действий в Чечне и лишь 8 процентов  — за их сторонников.