От Эдо до Токио и обратно. Культура, быт и нравы Японии эпохи Токугава - [113]

После погребения приближенным и вассалам сёгуна, всем, кто служил ему, рассылались дары (одежда, украшения, предметы искусства) и деньги, совершались ритуальные пожертвования (100–150рё золотом).

Строгое отношение воинского сословия к точности и ритуалу удивительным образом сочеталось с прагматичным подходом в отношении определения даты смерти. Согласно традиции, день смерти сёгуна автоматически становился одним из многих буддийских постов, когда действовали разного рода ограничения. Например, в этот день нельзя было есть скоромное (рыбу и мясо). Буддийских постов и без того хватало, а поскольку род Токугава должен был править вечно, то ритуал следовало упорядочивать. Поэтому даты смерти устанавливали так, чтобы посты не следовали подряд или слишком часто. Результат: тринадцатый сёгун Иэсада умер 12 июля 1858 года, а день его поминовения назначили на 8 августа, как если бы он умер почти на месяц позже. Четвертый сёгун Иэцуна скончался 4 июня 1680 года, а официальным днем его смерти сделали 8 мая. Причина в том, что 8 мая и 8 августа японцы и так постились, вот распорядители похорон и наложили два ритуала друг на друга, чтобы одним постом отметить сразу две даты. Бывало также, что даты смерти сёгунов разных поколений оказывались рядом и их приходилось разводить. Поэтому в исторических справочниках у сёгунов Токугава иногда указываются две даты смерти — одна настоящая, а вторая ритуально-поминальная. Это не кажется таким уж удивительным, если помнить о японской традиции присваивать усопшим посмертные имена: если можно — и даже нужно — дать ушедшему человеку особое ритуальное имя, то почему нельзя присвоить и ритуальную дату смерти? Все это вместе создает специфически буддийский эффект многоликости человека.

Переноска покойника к месту кремации. Источник: EA1

Женщины, с которыми сёгун делил ложе, после его кончины должны были вести заранее определенный их статусом образ жизни. Вдова сёгуна обрезала свои волосы и клала их в гроб мужа. После окончания траура она брала себе другое имя, указывающее на ее вдовство (обычно с окончанием ин), покидала Большой внутренний покой и селилась в глубине замка Эдо или поблизости от него, проводя время в уединении и молитвах. Так же поступали наложницы сёгуна (кроме той, чей сын становился следующим правителем): они остригали волосы и покидали замок. Для расселения любимых женщин сёгуна было построено несколько усадеб в храмовом квартале Сакурада. Всем женщинам пожизненно сохраняли жалованье и привилегии, которыми они пользовались при жизни покровителя, но вернуться в дом родителей они уже не могли: не позволяла печать избранности. Остаток своих дней женщины должны были провести там, где они соприкоснулись с властью. Покидать отведенную резиденцию им запрещалось до конца жизни. Можно было выезжать либо на молебны в фамильную усыпальницу Токугава, либо в главный корпус замка Эдо с ритуальными визитами. За нарушение режима налагался домашний арест с полной изоляцией. Ни болезнь родителей, ни состояние собственного здоровья не давали затворнице повода навестить отчий дом. Лечились женщины здесь же, у придворных врачей, а после смерти отправлялись отсюда в последний путь. Верность памяти сёгуна значила больше, чем предписанное конфуцианством почтение к родителям или радости мирской жизни. Отбыв двадцать лет в уединении и молитвах по ушедшему господину, они получали право уйти в монастырь и стать монахинями (бикуни).

После смерти пятого сёгуна Цунаёси его любимая наложница по имени Синтэндзи приняла имя Сэйсинъин и поселилась в квартале Сакурада. Однако на восьмой год после смерти правителя, в 1717 году, она переехала в столичный район Иида. Вскоре она получила из замка распоряжение постричься в монахини и заключить себя под домашний арест “за оскорбление памяти покойного”. За исполнением приказа поручили проследить воинскому клану Нагасава, что он и делал следующие 22 года. В 1739 году женщина умерла отшельницей. Тот факт, что пятый сёгун оставил о себе не лучшие, мягко говоря, воспоминания и большинство его указов было отменено сразу после его смерти, никак не сказался на судьбе его возлюбленной.

Кремация. Источник: НА

Похороны супруги правителя также были торжественными, но проходили с меньшим размахом. О смерти сообщали не через месяц, а всего через три дня, и на следующее утро главы “трех великих домов” и находившиеся в столице удельные князья съезжались в замок с соболезнованиями. Затем двое суток длился буддийский ритуал прощания. Усопшую одевали в белое кимоно специального покроя, делали ритуальную посмертную прическу и сажали на стул из гнутого дерева. В течение всей траурной процедуры она оставалась в сидячей позе. Это было общим правилом — простых покойников также доставляли к месту кремации в сидячем положении.

Погребальные урны Сзажжеными фонарями. Источник: НА

Супругу сёгуна хоронили через двадцать дней после ее смерти. По территории замка коляску с гробом везли служанки женской половины, а от ворот до храмовой усыпальницы — мужская прислуга. В помещениях курили фимиам, и похоронная “плачущая коляска”