От царскосельских лип: Поэзия и проза - [3]

Из могилы средь чистого поля.

Я ей завещаю все серебро [3],

…

1909

И когда друг друга проклинали…

И когда друг друга проклинали

В страсти, раскаленной добела,

Оба мы еще не понимали,

Как земля для двух людей мала,

И что память яростная мучит,

Пытка сильных – огненный недуг! —

И в ночи бездонной сердце учит

Спрашивать: о, где ушедший друг?

А когда, сквозь волны фимиама,

Хор гремит, ликуя и грозя,

Смотрят в душу строго и упрямо

Те же неизбежные глаза.

1909

То ли я с тобой осталась…

То ли я с тобой осталась,

То ли ты ушел со мной,

Но оно не состоялось,

Разлученье, ангел мой!

И не вздох печали томной,

Не затейливый укор,

Мне внушает ужас темный

Твой спокойный ясный взор.

1909

Сладок запах синих виноградин…

Сладок запах синих виноградин…

Дразнит опьяняющая даль.

Голос твой и глух и безотраден.

Никого мне, никого не жаль.

Между ягод сети-паутинки,

Гибких лоз стволы еще тонки,

Облака плывут, как льдинки,

льдинки

В ярких водах голубой реки.

Солнце в небе. Солнце ярко светит.

Уходи к волне про боль шептать.

О, она, наверное, ответит,

А быть может, будет целовать.

16 января 1910

Киев

Пришли и сказали: «Умер твой брат»…

Н. С. Гумилеву

Je n'aurai pas l'honneur sublime

De donner mon nomа l'abоme

Qui me servira de Tombeau.

Baudelaire [4].

1

Пришли и сказали: «Умер твой брат» [5]…

Не знаю, что это значит.

Как долго сегодня холодный закат

Над крестами лаврскими плачет.

И новое что-то в такой тишине

И недоброе проступает,

А то, что прежде пело во мне,

Томительно рыдает.

Брата из странствий вернуть могу,

Любимого брата найду я,

Я прошлое в доме моем берегу,

Над прошлым тайно колдуя.

…

2

«Брат! Дождалась я светлого дня.

В каких скитался ты странах?»

«Сестра, отвернись, не смотри на

меня,

Эта грудь в кровавых ранах».

«Брат, эта грусть – как кинжал остра,

Отчего ты словно далеко?»

«Прости, о прости, моя сестра,

Ты будешь всегда одинока».

25 января 1910

Киев

Жарко веет ветер душный…

Жарко веет ветер душный,

Солнце руки обожгло,

Надо мною свод воздушный,

Словно синее стекло;

Сухо пахнут иммортели

В разметавшейся косе.

На стволе корявой ели

Муравьиное шоссе.

Пруд лениво серебрится,

Жизнь по-новому легка…

Кто сегодня мне приснится

В пестрой сетке гамака?

Январь 1910

Киев

Два стихотворения

1

Подушка уже горяча

С обеих сторон.

Вот и вторая свеча

Гаснет, и крик ворон

Становится все слышней.

Я эту ночь не спала,

Поздно думать о сне…

Как нестерпимо бела

Штора на белом окне.

Здравствуй!

2

Тот же голос, тот же взгляд,

Те же волосы льняные.

Все как год тому назад.

Сквозь стекло лучи дневные

Известь белых стен пестрят…

Свежих лилий аромат

И слова твои простые.

1909 или

весна 1910

Если в небе луна не бродит…

Если в небе луна не бродит,

А стынет – ночи печать…

Мертвый мой муж приходит

Любовные письма читать.

В шкатулке резного дуба

Он помнит тайный замок,

Стучат по паркету грубо

Шаги закованных ног.

Сверяет часы свиданий

И подписей смутный узор.

Разве мало ему страданий,

Что вынес он до сих пор?

1910-е годы

А. Ахматова, 1910-е годы.

Николай Гумилев, 1910-е годы.

* * *

Бесконечное жениховство Николая Степановича и мои столь же бесконечные отказы, наконец, утомили даже мою кроткую маму и она сказала мне с упреком: «Невеста неневестная», что показалось мне кощунством. Почти каждая наша встреча кончалась моим отказом выйти за него замуж.

Анна Ахматова. Из «Записных книжек»

Валерия Сергеевна Срезневская (Тюльпанова).

Жрицами божественной бессмыслицы…

В. Срезневской

Жрицами божественной бессмыслицы

Назвала нас дивная судьба,

Но я точно знаю – нам зачислятся

Бденья у позорного столба,

И свиданье с тем, кто издевается,

И любовь к тому, кто не позвал…

Посмотри туда – он начинается,

Наш кроваво-черный карнавал.

1910-е годы

Царское Село

Письма Анны Горенко к Сергею фон Штейну

1906–1910

В год своего замужества (апрель 1910), прощаясь со старой жизнью и уверив себя, что Гумилев – ее судьба, Анна уничтожила не только детские стихи, но и переписку. По чистой случайности сохранились десять писем к Сергею фон Штейну, мужу ее старшей, рано (в 1905 году) умершей сестры Инны. Если бы не эти полудетские письма, мы бы почти ничего и не узнали о необычайно важной в судьбе Анны поре: от лета 1905-го до весны 1910-го.

1

1906 г., Киев

Мой дорогой Сергей Владимирович,

Ваше письмо бесконечно обрадовало меня. Тем более что более одинокой, чем я, даже быть нельзя… Хорошие минуты бывают только тогда, когда все уходят ужинать в кабак или едут в театр, и я слушаю тишину в темной гостиной. Ко мне здесь все очень хорошо относятся, но я их не люблю. Слишком мы разные люди. Я все молчу и плачу, плачу и молчу. Это, конечно, находят странным…

С августа месяца я день и ночь мечтала поехать на Рождество в Царское к Вале, хоть на три дня. Для этого я, собственного говоря, жила все это время…

И вот Андрей объяснил мне, что ехать немыслимо, и в голове такая холодная пустота…

У меня невроз сердца от волнений, вечных терзаний и слез. После Валиных писем я переношу такие припадки, что иногда кажется, что уже кончаюсь.

Может быть, глупо, что я вам это говорю, но хочется быть откровенной и не с кем…

Ваша Аня

2

1906 г., Киев

…Знаете, милый Сергей Владимирович, я не сплю уже четвертую ночь. Это ужас, такая бессонница.

Если бы Вы видели, какая я жалкая и ненужная. Главное, ненужная, никому, никогда. Умереть легко. Говорил Вам Андрей, как я в Евпатории вешалась на гвоздь и гвоздь выскочил из известковой стенки? Мама плакала, мне было стыдно – вообще, скверно.