От былины до считалки - [29]
Едем дальше.
Видим мост,
На мосту ворона сохнет.
Хвать ее за хвост,
Шасть ее под мост —
Пусть она помокнет!
Едем дальше.
Видим мост,
Под мостом ворона мокнет.
Хвать ее за хвост,
Шасть ее на мост —
Пусть она обсохнет!
Едем дальше…
Едем дальше…
— Мы с тобой шли?
— Шли.
— Кожух нашли?
— Нашли.
— Я тебе его дал?
— Дал.
— Ты его взял?
— Ваял.
— Так где же он?
Эта записана в Колпине, под Ленинградом:
Жила-была бабушка
На краю сельца.
Поставил дедушка бабушке
Стожочек сенца.
Не рассказать ли сказочку с конца?
А эта в Ленинграде:
У царя был двор.
На дворе был кол.
На колу — мочала,
Начинай сначала:
У царя был двор…
Да, а главное-то чуть не забыл! Рассказать сказку про белого бычка?
Вот
она
и вся…
КАК ПОП ЗАМЕНИЛ ЛЕШЕГО
А теперь расскажу еще одну сказку. Записана она давно, вскоре после окончания войны, в 1946 году.
Первую свою поездку за фольклором я совершил студентом первого курса. Тогда нам с Дмитрием Молдавским удивительно повезло. Мы встретились с редкостной песенницей Анастасией Ивановной Вавиловой и с прекрасным сказочником Ильей Давыдовичем Богатыревым.
Время было еще тяжелое. Хлеб выдавали по нормам, по карточкам. Мы получили специальное разрешение отоварить свои карточки вперед, до конца месяца — и не хлебом, а мукой. И вот с небольшим мешочком муки на двоих мы отправились.
Весело нам было! А самое веселое воспоминание почему-то такое. Шли мы из одной деревни в другую, как раз к песеннице Вавиловой. И вот, когда оказались мы посреди поля, в нескольких километрах от ближайшего жилья, хлынул дождь, ливень настоящий. Мы сразу промокли — куда в поле спрячешься. А бумага, записи в клеенку были обернуты (целлофана-то еще не знали тогда). Конечно, с дороги сбились. В лес какой-то забрели. Сверху — стена воды, ветки мокрые хлещут, волосы на глаза лезут. А мы поем что-то, кричим в восторге. На речку вышли, пошли вдоль речки. Запруда. А у запруды, рядом с мельницей — дом. Тут и жили Вавиловы.
И обсушили нас, и обогрели, и напоили, и накормили… И вот уже разносится по избе старая-престарая песня:
— Кто?
— Да кожух!
— Какой?
— Мы с тобой шли?…
Поле чистое турецкое…
А Богатыревы жили неподалеку от Вавиловых.
Маленький, с мягкими желтыми, не седыми еще волосами старичок. Живой, разговорчивый, — а было ему уже около восьмидесяти. Только познакомились, несколько минут всего прошло, он уже все понял. Очистил место на столе, мы вынули бумагу, карандаши. Сам хозяин сел на табуретку, сложил руки — да куда там, тут же вскочил, забегал, заговорил на разные голоса. Сказку он не просто рассказывал — разыгрывал в лицах. То барина хмурого изображал, то лукавого солдата, то мужичка-простачка.
Прожили мы у Ильи Давыдовича тогда недели две. И все дни, с утра до вечера, были вместе с ним. Он в огород — и мы туда же. Работаем, помогаем ему, а сами все слушаем: так и сыплет старик прибаутками, присказками, поговорками. А мы — на бумажку. Каждую свободную минуту использовали для записи сказок. Приспособились так (магнитофона не было, конечно, у нас): Дима пишет страницу, я в это время на своем листе доканчиваю слова, фразы, знаки препинания расставляю. Потом я торопливо записываю рассказ Ильи Давыдовича, а Дима, пока не забыл, свои каракули в порядок приводит.
Собралось у нас чуть ли не сто сказок. Были мы счастливы и горды: вот, мол, первый раз поехали — и сразу такого замечательного сказителя встретили! Просто ничего вокруг себя уже не замечали.
А когда начали собираться домой, подошел к нам сын Ильи Давыдовича, Сергей Ильич. Сергею Ильичу было уже больше сорока лет, и был он гончаром. Рядом с избой стоял сарайчик. В этом сарайчике и работал мастер на своем гончарном круге. Мы редко и видели его. Так вот, Сергей Ильич подошел к нам и сказал, даже с некоторой обидой:
— А что же вы ко мне не зайдете? Может, я получше батьки сказки знаю!..
Ну, мы уж тут поняли, что допустили большую промашку. Рядом с таким великолепным сказочником, как Илья Богатырев, обязательно должны быть и ученики, продолжатели. Захватили свои принадлежности, прибежали в сараюшку.
— Сергей Ильич, слушаем вас!
Он на минуту остановился, задумался, а потом сказал:
— Давайте пишите…
И начал говорить. И снова завертелся его станок. Нижний круг он ногой раскручивал, а на верхнем круге лежал мокрый ком глины. Он его пальцами поглаживает, этот скользкий вращающийся комок, и на наших глазах поднимается вверх круглый, коричневый, аппетитный такой горшочек…
Сергей Ильич тоже оказался знатоком сказки. Нельзя сравнить его с отцом — он просто говорил, не разыгрывал сказки, как отец. Но тексты знал твердо, и, что самое важное, тексты хорошие, художественно полноценные. В основном он рассказывал сказки про церковников. Когда-то их рассказывал и Илья Давыдович, но, как очень старый человек, он не то чтобы уж очень верил в бога, а так, на всякий случай, что ли, этой темы старался избегать. Вот тут-то и записали мы у младшего Богатырева сказку «Не' любо — не слушай, а врать не мешай».
Но сначала еще одно отступление, приятное воспоминание.
Вернулись мы в Ленинград, очень довольные, и всем стали говорить: вот мы как съездили. Кто-то из знакомых предложил выступить по радио. И в один из вечеров те, кто включил свой приемник, могли узнать, что живет в Псковской области такой мудрый и талантливый старик Илья Давыдович
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».
Третья книга трилогии «Тарантул».Осенью 1943 года началось общее наступление Красной Армии на всем протяжении советско-германского фронта. Фашисты терпели поражение за поражением и чувствовали, что Ленинград окреп и готовится к решающему сражению. Информация о скором приезде в осажденный город опасного шпиона Тарантула потребовала от советской контрразведки разработки серьезной и рискованной операции, участниками которой стали ребята, знакомые читателям по первым двум повестям трилогии – «Зеленые цепочки» и «Тайная схватка».Для среднего школьного возраста.
Книгу составили известные исторические повести о преобразовательной деятельности царя Петра Первого и о жизни великого русского полководца А. В. Суворова.
Молодая сельская учительница Анна Васильевна, возмущенная постоянными опозданиями ученика, решила поговорить с его родителями. Вместе с мальчиком она пошла самой короткой дорогой, через лес, да задержалась около зимнего дуба…Для среднего школьного возраста.
Лирическая повесть о героизме советских девушек на фронте время Великой Отечественной воины. Художник Пинкисевич Петр Наумович.