От Бисмарка к Гитлеру - [17]

Позже Бисмарк утверждал, что на Берлинском Конгрессе он играл роль дополнительного представителя русских, и наверняка ему должно было быть кстати по возможности смягчить то огромное разочарование, какое для русских означали результаты конгресса. Это ничего не меняет в том, что постановлениями конгресса он создал помеху России. Бисмарк отобрал у победоносной России часть плодов её победы и более того, одарил Австрию, которая вовсе не участвовала в борьбе и была постоянным соперником России на Балканах, незаслуженной компенсацией, а именно правом на оккупацию Боснии и Герцеговины. Следует понять, что русские проявили глубокое разочарование и глубокую досаду, и что в 1878 и в 1879 годах в русской прессе, а также и в русской дипломатии, даже в отношениях династий, стали заметными сильные антинемецкие и анти-бисмарковские тенденции. И раздраженный Бисмарк ответил в 1879 году союзом между Германским Рейхом и Австро-Венгрией.

Весьма серьезное коренное изменение! Тут уж можно почти что говорить об изменении на противоположную политики 1867 года. Тогда Бисмарк с прикрытием русских вышвырнул Австрию из Германии. Теперь же она снова была связана союзом с Германией — против России.

Возможно, что германо-австрийский союз не задумывался Бисмарком как длительное учреждение. Но именно в таковой он превратился. Потому что германо-австрийский союз как естественное следствие с течением времени вызвал появление русско-французского союза. Мы всё об этом знаем с момента появления в 1979 году большого исследования Джорджа Кеннанса: русско-французский альянс вовсе не был импровизацией девяностых годов. Он был — можно сказать: неудержимо — в процессе возникновения с заключения германо-австрийского союза 1879 года. Здесь его корни. Естественно, что положение обоих союзов было еще несколько двусмысленным. У России не было непосредственных конфликтов с Германией, у Франции не было непосредственных конфликтов с Австрией. Но Германия и Австрия были теперь союзниками. С этого момента как в России, так и во Франции возникла постоянно усиливавшаяся тенденция германо-австрийскому союзу противопоставить свой собственный длительный союз.

Бисмарк, пока он правил, с большим искусством оттягивал заключение этого союза. Но с искусством, которое в конце уже превращалось в акробатику. В 1881 году ему, несмотря на глубокое расстройство отношений между Петербургом и Берлином и длительную враждебность между Петербургом и Веной, удалось создать еще своего рода альянс между тремя странами: Союз Трех Императоров. Впрочем, с большими усилиями и при помощи несколько искусственных аргументов, тем, что он еще раз извлек старую обветшавшую идею монаршей солидарности против либерально-демократического Запада. Но Союз Трёх Императоров продержался только лишь шесть лет. Он был слишком искусственным, созданным совершенно вопреки естественному ходу дел. Насколько же вообще политике союзов Бисмарка в восьмидесятые годы часто было присуще виртуозное, почти легкомысленное…

Примерно в 1882 году Бисмарк создал еще один, не менее неестественный Союз, а именно германо-австро-итальянский Тройственный Союз. В обоих случаях речь шла о том, что два естественных противника при посредничестве Германии делались искусственными союзниками. Австрия и Италия из-за Трентино и Триеста, принадлежавших Австрии, но рассматривавшихся Италией как неотъемлемые итальянские области, именно были такими же естественными противниками, как Австрия и Россия — из-за турецкого наследия на Балканах.

Когда Союз Трёх Императоров в 1886 году распался, то Бисмарк совершил нечто собственно непозволительное. За спиной союзной Австрии он заключил с Россией тайный договор, который был прямо противопоставлен германо-австрийскому союзу: так называемый договор перестраховки. «Договор перестраховки» признавал господство России в Болгарии и обеспечивал благожелательный нейтралитет даже в случае захвата Константинополя Россией, так что он не только противоречил союзу с Австрией от 1879 года, но даже «честному посредничеству» Бисмарка на Берлинском Конгрессе. В оправдание Бисмарка говорили, что свои союзы восьмидесятых годов он заключал не с той целью, с какой они обыкновенно заключаются — а именно с целью грядущей войны — но что при помощи своей акробатической, противоречивой политики этих лет он как раз стремился такой войны избежать.

В этом ему следует отдать должное. В то время, как немецкий и австрийский Генеральные штабы в конце восьмидесятых годов уже старательно составляли планы превентивной войны против России, он писал начальнику военного совета при кайзере: «Наша политика имеет цель, чтобы, если это возможно, совершенно предотвратить войну, а если это не получится, все же её отсрочить. Ни в чем ином я сотрудничать не могу».

Можно процитировать еще много подобных, написанных в конце восьмидесятых годов только для служебного пользования и потому полностью заслуживающих доверия слов Бисмарка, чтобы подтвердить, что Бисмарк действительно идентифицировал интересы своего Германского Рейха с интересами европейского мира. Этого с такой решимостью не делал никто из его преемников, и позицию Бисмарка не обесценивает то, что она исходила из его глубокого пессимизма. («Если мы по воле Господа должны будем проиграть в следующей войне», — говорится в письме министру обороны от 1886 года, «то у меня нет сомнений, что наш победоносный противник будет применять любые средства, чтобы предотвратить то, чтобы мы когда-либо или даже в следующем поколении снова встали на ноги… после того, как эти державы увидели, как сильна единая Германия… Для сохранения теперешнего рейха мы не можем рассчитывать ни на одну неудачную военную кампанию»). Политика Бисмарка после основания рейха была единственной мирной политикой без ограничений, какую проводил Германский Рейх в период своего существования.